– Темно, как в церкви, – прошептал Фини, – а пахнет, как в больнице.
– Это дезинфекция. Я зажгу свет и отойду влево.
– Давай.
Резко вспыхнул свет.
– Саймон? Это полиция. Мы вооружены и имеем ордер на задержание. Все выходы блокированы.
Ева показала на дверь, и Фини кивнул в ответ. Тогда она открыла дверь ударом локтя и, вбежав, прижалась спиной к стене.
– Он был здесь, – сказала она, оглядывая разбросанные по комнате вещи. – Собрал, что успел, и скрылся.
– Черт возьми, неужели мы опять его упустили, Даллас?
ГЛАВА 18
Вся группа Евы Даллас собралась у нее дома в кабинете, а сама она расхаживала от стены к стене и размышляла вслух:
– Мы можем дать его фотографию в средства массовой информации, попросить показывать ее по телевидению каждые полчаса, но он едва ли будет выглядеть, как на фотографии. Кроме того, у него достаточно денег, чтобы постоянно переезжать с места на место. Мы, конечно, постараемся пройти по его следу, но надежды схватить его таким образом очень мало.
Ева подошла к столику и налила себе еще кофе.
– Я попросила Миру сделать анализ ситуации, но, по-моему, тут и так все ясно. Ему помешали сегодня вечером, он пережил сильное потрясение и из-за этого должен быть в растерянности, на грани срыва. Он очень хитрый индивидуум, но он вынужден был бросить свой ящик с принадлежностями, кроме того, в спешке он не смог взять с собой из дома все, что ему необходимо для привычной жизни. Есть надежда, что он и дальше будет делать ошибки.
– Лейтенант, вы полагаете, он все еще в городе? – Ситуация была рабочей, и Пибоди не стала вставать с места.
– Нам известно, что он родился и вырос в Нью-Йорке. Он прожил здесь всю свою жизнь, и сомнительно, чтобы он стал искать безопасное место где-нибудь еще. Капитан Фини и Макнаб будут продолжать собирать о нем информацию, а пока мы будем действовать, исходя из того, что он в городе.
– У него нет автомобиля, – вставил Фини, – он никогда не сдавал на водительские права. В своих передвижениях он будет зависеть от общественного транспорта или от других людей.
– А общественный транспорт сейчас переживает пик пассажиропотоков, – бросил Макнаб, не отрываясь от компьютера. – Единственный способ для него покинуть город, если он не заказал билеты заранее, это – приделать крылья и улететь.
– Согласна. Добавлю только, что все предыдущие жертвы жили в Нью-Йорке. Скорее всего, и следующая живет здесь же. По этому поводу можно спорить, но он, вероятно, собирается закрыть свой список на пятой жертве. Рождественские каникулы в его плане являются очень важным временным фактором.
Ева подошла к экрану на стене.
– Дайте пленку «Саймон 1-Х», – приказала она. – Мы конфисковали у него на квартире десятки видеофильмов на праздничные темы, – продолжала она, когда на экране появились первые кадры. – Это старая лента – кажется, пятидесятых годов.
– Называется «Это прекрасная жизнь», – сказал Рорк, появившись в дверях. – С Джимми Стюартом и Донной Рид. – Он вежливо улыбнулся, поймав строгий взгляд жены. – Я мешаю?
– Это полицейская операция!
«Интересно, когда он спит?» – подумала Ева.
Игнорируя ее предупреждение, Рорк прошел в комнату и сел на подлокотник кресла Пибоди.
– Вам предстоит длинная ночь, может, заказать для вас какую-нибудь еду?
– Рорк!
– А я бы перекусил, – заявил Макнаб, несмотря на осуждающий взгляд Евы.
– Есть еще несколько подобных видеофильмов, – продолжила она, повернувшись спиной к экрану, когда Рорк вышел на кухню. – Он собирал их вместе с аудиокассетами, на которых записаны рождественские гимны. Кроме того, мы нашли большую, коллекцию порнографических видеофильмов, которые продолжают тему. Например, пленка «Саймон, 68-А». Включайте.
Рорк вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть на экране абсолютно голую женщину с оленьими рогами и хвостом в виде кожаного ремешка, мурлыкающую песенку «Назови меня просто танцовщица». При этом она делала минет Санта-Клаусу.
– Вот это развлечение! – прокомментировал он.
– Там больше десятка подобных фильмов и несколько десятков старых подпольных грязных лент. Но этот – явный победитель по мерзости среди них. А теперь дайте пленку «Саймон, 72». Это уже он снимал сам.
Ева бросила недовольный взгляд на Рорка и отошла. На экране Марианна пыталась вырваться из веревок. Ее голова моталась из стороны в сторону. Она плакала. Саймон вошел в кадр в одежде Санта-Клауса. Он состроил гримасу в камеру, затем посмотрел на женщину в постели: «Тебе мерзко или хорошо, девочка?»
«Спокойно, девочка, – услышала Ева голос отца. Запах конфет в его дыхании смешивался с перегаром от ликера. – Папочка собирается сделать тебе подарок». Голос проник в ее сознание, как шепот в ухо. Но Ева старалась, чтобы ее руки не дрожали, и заставляла себя смотреть на экран.
«Я думаю, тебе мерзко, очень мерзко, но сейчас ты получишь кое-что приятное».
Саймон опять повернулся к камере, исполняя стилизованный стриптиз. Не сняв парика и бороды, он начал заводить себя. «Сегодня первый день Рождества, моя единственная любовь!» А потом изнасиловал ее. Это было быстро и жестоко. Ее крики разносились эхом по комнате. Ева вцепилась в чашку с кофе. Несмотря на то, что он показался ей горьким, она все-таки протолкнула его в себя.
На экране Саймон начал избивать Марианну. Она перестала кричать и лишь всхлипывала, как ребенок. Когда он закончил, его глаза были абсолютно стеклянными. Он достал что-то из чемоданчика и отошел в сторону, теперь его не было видно.
– Мы полагаем, что он вкалывает себе какую-то смесь из трав и химических препаратов, чтобы поддерживать эрекцию.
Голос Евы был ровным, она не отводила глаз от экрана. Для нее это была плата за смерть, ответственность за которую она несла. И вызов самой себе. Она будет смотреть и видеть. И она перенесет это!
Марианна не сопротивлялась следующему изнасилованию. Ева знала, что она ушла далеко в себя – так далеко, где ей нельзя было больше причинить боль. В такую глубину, где во тьме она была одна-единственная.
Она не сопротивлялась, когда Саймон обвил красивое ожерелье вокруг ее шеи и стягивал до тех пор, пока оно не порвалось, и ему пришлось душить руками.
– Боже правый! – прошептал Макнаб, не в силах унять дрожь. – Это все, надеюсь?
– Сейчас он начнет делать ей прическу, наносить макияж, украшать ожерельем, – продолжала Ева все тем же глухим голосом. – Как видите, татуировка уже на месте. Он наводит камеру на нее и максимально приближает. Ему хочется этого! Он хочет иметь возможность просматривать это еще и еще, когда будет один. Видеть ее такой, какой он ее оставил, какой он ее сделал.