Когда Ева вошла в комнату, где находился Рорк, ее глаза были темны от сосредоточенности.
– Тебе удалось разобраться с системой видеонаблюдения?
– Конечно.
– Когда она была отключена?
– Без десяти три. Сразу после возвращения Голловея домой. Видимо, он предпочитал, чтобы система работала только по его команде.
– Он больше не включал ее?
– Нет.
– Значит, выяснить, приходил ли к нему кто-нибудь после того, как он вернулся домой, не удалось?
– Увы.
– Ну а есть там какие-нибудь сведения о его сексуальных контактах?
– Больше чем достаточно.
– С мужчинами или женщинами?
– И с теми, и с другими. Иногда одновременно.
– А нет ли в записях человека, похожего на того, которого мы ищем? Примерно метр восемьдесят ростом, с длинными руками и длинными пальцами, возможно, одной из кавказских национальностей, примерно тридцати лет – во всяком случае, не более пятидесяти. У него, несомненно, есть артистический талант, и он явно интересуется театром.
– Извини, но по таким данным я никого найти не смогу.
Ева дождалась, пока тело упаковали в мешок и унесли.
– Жилье этого парня говорит о его жизни намного больше, чем видеосистема, – обратилась она к Рорку. – Посмотри вокруг. У него были деньги, и ему нравилось тратить их на свое лицо и тело. Он любил смотреть на себя. – Она обвела взглядом помещение: все свободное пространство на стенах занимали зеркала. – Он был бисексуалом. Никаких сведений об обвинениях в сексуальных домогательствах нет, но при первой же встрече он полез под юбку Пибоди. Значит, он проделывал это не единожды.
Ева ходила по комнате, а Рорк молча слушал ее. Он знал, что ей не нужен собеседник, ей нужно только проговорить свои мысли вслух, чтобы проверить их.
– Возможно, Голловей был связан с Руди или с Пайпер. Даже если он не был любовником кого-то из них, то, может быть, помогал им находить партнеров. Или имел на них какой-то компромат, что вынуждало их не регистрировать его шалости. Он отнюдь не был затворником, был извращенцем. Они не могли этого не знать. Как минимум, один из них должен был знать это!
Ева подошла к Рорку и внимательно посмотрела на него. Пока они в комнате были одни, но Пибоди могла войти в любую минуту. На ее лице отразилась внутренняя борьба, но она вспомнила о четырех трупах.
– Я сейчас буду очень занята. Я не знаю, когда вернусь домой…
Рорк хорошо знал ее. Он поднялся и погладил Еву по щеке.
– Ты хочешь, чтобы я получил информацию о Голловее по своим каналам и потом тебе все рассказал?
Ева с трудом сдержала вздох.
– Я бы хотела этого. – Она по привычке сжала кулаки в карманах. – Ты можешь что-нибудь выкопать в этих видеозаписях. Тебе на это понадобятся часы, а Фини – дни. Ты можешь срезать углы, а он – нет. Дней у нас уже не осталось – я не хочу, чтобы этот ублюдок оставил нам еще один труп.
– Я позвоню тебе, когда у меня что-нибудь будет.
Рорк постарался сказать это будничным голосом, но получилось еще хуже.
– Как только приеду в управление полиции, я передам тебе его личное дело. – Сказав это, Ева сердито поджала губы. – Для меня это отнюдь не бессмысленная трата времени, которым я к тому же распоряжаюсь свободно.
Рорк нагнулся и нежно поцеловал ее.
– Ты же знаешь, мне нравится помогать тебе.
– Тебе нравится заниматься с видеотехникой и просматривать запрещенные программы!
– Это лишь добавляет удовольствия. – Он положил ей руки на плечи и ощутил, как она напряжена. – Мне бы не хотелось, чтобы ты работала до потери чувств.
– Я пока еще на ногах. Рорк, мне придется забрать машину, и у меня нет времени, чтобы завезти тебя домой.
– Думаю, я нормально доберусь и сам. – Он поцеловал ее и направился к двери. – Кстати, лейтенант, у вас назначена встреча с Триной на шесть вечера. Они с Мевис приедут к нам домой.
– О боже мой!
– Не беспокойся. Я развлеку их, если ты немного опоздаешь.
Рорк вышел из комнаты, а Ева закончила с осмотром, собрала свои вещи и, позвав Пибоди, вместе с ней покинула место происшествия.
– Я хочу, чтобы в лаборатории поскорее выяснили все об этих волосках и нитках. Поторопите Дикхеда, – сказала она, когда они садились в автомобиль. – Необходимо также поторопить патологоанатомов, хотя я не думаю, что они нам скажут что-нибудь новое. – Она посмотрела на осунувшийся профиль Пибоди. – У нас будет длинный день. Может быть, вам лучше заехать домой и немного отдохнуть.
– Со мной все в порядке.
– Мне надо, чтобы вы были максимально внимательны и собранны. Забудьте пока о Пайпер. Нам необходимо разобраться с делом Голловея как можно быстрее.
– Я знаю, что делать.
Пибоди смотрела в окно машины, наблюдая, как день постепенно вытесняет ночь. На углу Девятой улицы одинокий продавец хот-догов пытался согреться паром от своего горячего товара.
– Я сожалею, что разбила его чертов нос, – вдруг бросила она. – Нужно было действовать иначе. Я подумала об этом, когда увидела его в доме, увидела, что с ним сделали.
– Ему нельзя было помочь.
– Я смогла бы. Мне кажется, что я смогла бы. Мне было страшно входить в его комнату, но это моя работа, и я вошла в нее. Поэтому, я думаю, мне удалось бы помочь ему. Если бы я не забыла вдруг все профессиональные навыки.
– Вы хороший полицейский, Пибоди, – заметила Ева.
– Но я не хочу стать бездушной полицейской машиной. – Пибоди внимательно посмотрела на нее. – Вы же не стали! Они для вас не объекты расследований, они для вас люди. И я тоже не хочу забывать, что они люди.
Увидев, что на светофоре зажегся красный свет, Ева посмотрела по сторонам и быстро проехала перекресток.
– Вы не работали бы у меня, если бы я считала, что вы можете стать бездушной машиной.
Пибоди тяжело вздохнула и впервые за последние часы не ощутила тошноты.
– Спасибо.
– Позвоните Дикхеду, Пибоди. Если он заупрямится, я соблазню его украденным у Рорка ящиком ирландского пива. У Дики слабость к нему.
Понадобилось два ящика пива и угроза повесить его на собственном языке, но в три часа ночи Дики сидел в лаборатории и исследовал волоски и нитки.
Выйдя из лаборатории, Ева связалась по телефону с патологоанатомом, но тот заявил, что в Рождество не занимается исследованием трупов.
– Послушай, ты, маленький поганец! Я позвоню майору Уитни, и он надерет тебе задницу. Это первоочередное исследование. Может быть, ты хочешь, чтобы я дала информацию в прессу о том, что мое расследование тормозится из-за какого-то фельдшеришки, который работе предпочитает чтение рождественских открыток?