Павочка, конечно же, завидовала этой ее легкости и невесомости в общении с мужчинами, редчайшей способности получить, как пчела, нектар с помощью очередного трутня и лететь себе дальше на крыльях любви к следующему распустившемуся цветку и поджидающему на нем пушистому шмелику. Завидовала, видимо, все эти тридцать восемь лет знакомства. Но никогда никому в этом не признавалась, даже себе самой. Вместо любовников заводила котов, которым подчинялась без остатка. Кормила дефицитной треской, вязала разноцветные кофточки, давала играть с клубком шерсти, а зимой высаживала овес, чтобы у котов этих (последнего звали Масей) были в организме витамины даже зимой.
Алла, Лидкина дочка, и не спрашивала у матери, кому так повезло на этот раз, — была стопроцентно уверена, кому именно. Тому самому фотографу. Недели три назад он пришел к ним в квартиру по заданию редакции газеты «Известия», чтобы сфотографировать в домашнем интерьере известного советского поэта Роберта Крещенского, а заодно и его семью со всеми чадами и домочадцами. Крещенскому выдали квартиру мало того что в новом доме — на новом проспекте, на Калининском! Дом был высотным, по подобию американских небоскребов, но так, конечно, его опасались называть, об этом думали, сравнивая с Америкой только в уме и стараясь мысли эти крамольные упрятать поглубже или вообще отогнать. Но все равно иногда они вырывались на волю.
Начало Калининского
Строительство Калининского проспекта шло долго и вызывало слишком много споров. Вот начальство— уж непонятно, на каком уровне, но, видимо, на очень высоком — решило всеми силами поддержать идею. Выходили передачи по телевидению, в которых важные дяди рассказывали, что новый проспект с небоскребами — уникальный и таких в мире нет, строители и инженеры гордились особо прочными стальными каркасами, которые применялись при возведении этих высотных зданий, архитекторы — удобной и продуманной планировкой жилых квартир, художники — передовым оформлением магазинных площадей, озеленители — новым способом рулонной укладки газона, в общем, кто чем. Но все вместе — Калининским проспектом. Все усилия были направлены на то, чтобы притушить недовольство общественности и всколыхнуть гордость за Советскую страну, за ударников коммунистического труда, которые всегда в первых рядах, за единственно правильный путь — путь к светлом будущему, то есть к коммунизму. И большая статья в «Известиях» также должна была этому способствовать — о том, что известный советский поэт со своей дружной семьей живет в современном доме со всеми удобствами, с мусоропроводами и скоростными лифтами, в красоте, комфорте и уюте, как все у него под рукой — и тебе гастрономы, чтобы дочкам свежую еду покупать, и рестораны, чтоб иностранных гостей водить, и самый большой книжный, чтоб радоваться своим книжкам на длинных полках, а для его супруги — целый Институт красоты, чтоб ухаживать за собой и делать модные начесы у самых опытных мастеров!
Споры и недовольство проспектом Калинина выросли не на пустом месте, в Москве постоянно шло строительство, город рос, ежегодно вылезая за пределы своих границ, и не было этому конца и края. Но одно дело стройки на месте свалок, пустырей или дремучих лесов, как в каком-нибудь Орехово-Борисово или Тропарево с Ясенево. Какие там исторические памятники, насиженные места — эти белые и зеленые пятна на карте Москвы так и просились под застройку! А для Калининского-то проспекта расчистили сам Арбат, и не просто старый Арбат, а самый что ни на есть древний. Обжитой еще с XVI века, уютный, намоленный, под самым боком у Кремля.
Именно это «под боком у Кремля» и сыграло свою злую роль — искали возможности, как поудобней и побыстрей доставлять кремлевских обитателей на правительственные дачи в Горки, Барвиху, Баковку и другие элитные подмосковные места. Ну чтоб напрямую. Чтоб не петлять. Чтоб без светофоров и узеньких арбатских улиц, а стрелой, по широкому проспекту, любуясь на высотные дома и модные современные магазины. И возможность эту нашли — не постеснялись, долго не раздумывали, а просто взяли и пустили под нож весь древний район, уничтожив очаровательные переулочки и старые купеческие домики, да и Собачью площадку в том числе, где еще во времена Ивана Грозного стояли царские псарни, подальше от Кремля, чтобы лай не доносился до священного царского уха. Убрали все подчистую. За пару месяцев собранные со всей Москвы фырчащие машины с шар-бабами у морды разбили с десяток старинных переулков, мусор вывезли и все залили асфальтом… Но кто об этом из начальников сильно горевал? Никто. Потому как считали, что такая магистраль нужна еще и потому, что вела прямиком в будущее, в стратосферу, можно сказать! Ведь это было время, когда осваивался космос, советские люди летали туда-сюда, обживали безвоздушное пространство и в одиночку, и группами, и что там Луна — задумывались даже слетать и на Марс, посадить яблони и заставить их цвести! С урожаем было, конечно, сложнее. Вот и решили великие архитектурные умы построить такую дорогу-символ, ведущую в звездное будущее — от Кремля до самых до окраин.
Писали об этом много, повсюду, с обоснованиями, что, мол, современно, прогрессивно, в ногу со временем, рост, развитие и всякое такое. Но уж очень по живому взрезали, общественность и возмутилась. Как так вот, взять и чикнуть по живому? Да и Роберт тоже выступил со стихами, которые напечатали в газете:
Прорубают Арбат.
Напрямик.
Через уйму дворов.
Камни
смачно скрипят
на холодных зубах
скреперов.
Пробивают Арбат!
Стонут черные балки стропил.
Стену
сталью дробят,
и над городом кружится пыль.
Пыль.
Кирпичная тьма…
Свет дрожит в одиноком окне…
Как привыкли
дома
к полусну,
к тесноте,
к тишине!
Как привыкли дворы —
романтичные,
будто в кино, —
к голосам детворы,
к пенсионной игре в домино…
Здесь смеются и курят,
рождаются,
любят и пьют…
Но
на собственной шкуре
узнал я
подвальный уют!
Неглубокая
лестница
в наше жилище вела.
Романтичная плесень
над детской кроваткой
цвела…
Прогрызают Арбат!
Обращаются хижины
в прах.
Только МАЗы
храпят
и буксуют
на бывших дворах.
Оседает окалина
и вздымается к тучам опять…
Его, Арбат, действительно прогрызали, и длилось это довольно долго, общественность с годами успела немного успокоиться, хотя всхлипы по поводу уничтожения Собачьей площадки, одного из самых красивых мест купеческой Москвы, время от времени раздавались то тут, то там. Начали строить улицу в будущее в 1962-м, закончили в 1968-м. Тогда-то и сняли привычные всем, подгнившие за эти годы заборы, окружающие стройку, при которых выросло целое поколение москвичей, и глазам наконец открылся уже готовый проспект, который стоял весь новенький, с иголочки — высоченные жилые дома, огромные просторные магазины, асфальт, даже деревья — все было свежим и «еще ни разу не надеванным».
