Когда звенит первый звонок, Айзек пережидает, пока толпа рассосется. Чет задерживается вместе с ним. Когда они остаются одни, Чет поворачивается к другу:
— Слушай… Шелби сказала, что тебе так больно, что ты толком не можешь по коридору пройти. Это правда?
— Э… ну, я не совсем так сказал…
— Тебе дают болеутоляющие?
Чет понятия не имеет, какой тяжелый вопрос задал.
— Ты же знаешь, врачи так носятся со своими рецептами… — говорит Айзек и в дальнейшие подробности не вдается.
Чет с сочувствием и досадой трясет головой.
— Да уж, бро. Доктора думают, что знают всё, хотя большинство из них даже первую помощь оказать не умеет. — Он раздумывает пару секунд, чешет в затылке, будто пытается активировать мозг. Потом наклоняется ближе к Айзеку и понижает голос: — Я знаю один веб-сайт… со всякими ссылками… словом, хитрый такой портал в дарк-веб.
— А ты как про него узнал?
— Неважно. Главное — ты можешь найти там все что душе угодно. Надо лекарства — получишь, никто не спросит зачем, и никакие занудные медики не будут диктовать, что тебе принимать, а что нет. Платишь в биткойнах и — бум! — дня через два, не больше, у твоей двери посылка как бы из «Амазона». Все чисто, и никаких проблем.
Айзека это предложение одновременно и соблазняет, и ужасает.
— Спасибо, Чет, но…
— Я знаю, такие вещи не в твоем стиле, но когда система подводит, приходится импровизировать, ведь правда? — Чет царапает веб-адрес на клочке бумаги и вручает Айзеку. — Рэйчел будет донимать тебя насчет всяких трав, но боль есть боль, и на этом сайте ты получишь все, что нужно. Просто подумай об этом, окей?
— Хорошо, подумаю.
Они поднимаются из-за стола, и Чет добавляет:
— И помни: я твой друг, несмотря ни на что. — Странноватое высказывание, если вдуматься, но Чет известен своими странноватыми высказываниями.
Как только они расходятся в коридоре, Айзек комкает бумажку и бросает в мусорную урну. Но избавиться от адреса будет не так-то просто, поскольку он уже врезался ему в память.
АЙВИ
Айви увеличила дозу.
Она не консультировалась ни с доктором Торресом, ни с каким-либо другим врачом. Просто удвоила дневное количество таблеток. Двойная доза — двойной эффект. Вот же они, таблетки, практически упрашивают ее принять их. Ну как сказать нет двойному количеству хорошего?
Единственная проблема заключается во времени вывода лекарства из организма. Уже вечер, а Айви не находит себе покоя, и при этом совершенно не способна на чем-либо сосредоточиться. Как бы ни была она дружелюбна днем, под вечер, в час сумерек, когда действие лекарства сходит на нет, девушку переполняет боязнь общения с другими людьми.
Сознавая это, она все равно совершает глупость и отправляется на свидание с Грантом Мальдонадо. Весь вечер она как на иголках, а на пути домой клянет себя на чем свет стоит. В жизни она не чувствовала себя до такой степени не на своем месте. То есть она бывала не на своем месте много раз, но — не так. В поцелуе Гранта, перед тем как она выходит из его машины, явственно ощущается «ну тебя к черту». Второго свидания не будет.
На следующий вечер Айви пытается расшевелить брата, но к этому времени у нее уже не хватает на него никакого терпения, и то же самое явно чувствует и он.
— Что ты все время валяешься, как колода? — набрасывается она на Айзека, заходя к нему в комнату и видя, что он лежит на кровати, погруженный в ничегонеделание.
— Плечо болит. Не приставай!
— Болит? Так, может, пора заняться лечебной гимнастикой или еще чем, чтобы оно перестало болеть? — Айви не намеревалась так налетать на него, но в это время дня каждая ее мысль проходит сквозь искажающую линзу. Ей хотелось бы излучать заботу, а не раздражение.
Айзек с усилием садится.
— Отек должен сначала сойти, только потом я могу начать что-то делать, — говорит он. Веки его слегка набрякли. Разговаривает он глухо и невнятно.
— На что они тебя посадили?
Он пожимает плечами и кривится.
— Откуда я знаю. Что-то от боли.
— Как исчерпывающе! — фыркает она и мысленно ругает себя за бесчувственность.
— Да что с тобой такое? — недоумевает Айзек.
— И чего все вечно пристают, что со мной да что со мной! Нельзя уже о собственном брате побеспокоиться?
Разговор явно зашел не туда, куда хотела Айви. Она набирает полную грудь воздуха.
— Просто… то, что с тобой случилось, это такой отстой, у меня прям крыша едет, понял? Так что давай, поправляйся.
Она мчится в свою комнату, бросается на кровать и душит первобытный вой в подушке, обещая себе не разговаривать ни с одной живой душой в то время, когда прекращается действие лекарства.
* * *
С каждой ночью Айви все труднее уснуть, а сегодня все попытки не приводят вообще ни к чему. Ей кажется, будто ее тело — это мачта высоковольтной линии. Электричество так и гудит в ней, но использовать его на дело она не способна. Требуется что-нибудь для успокоения. Вчера мама предложила чай из ромашки. Не помогло.
Отец посоветовал попробовать мелатонин, но и эта гадость ничуть не лучше ромашки, потому что Айви от нее развозит, а заснуть она все равно не может.
И вот, едва минула полночь, Айви, убедившись, что родители спят, тихонько спускается на первый этаж.
В те дни, когда Айви вела себя наихудшим образом, родители запирали домашний бар на замок. К нынешнему времени, полагала Айви, они должны были бы построить титановый сейф или окружить подходы к бару красными лазерными лучами, предупреждающими, что дочка подбирается к алкоголю. Однако…
Айви вспоминает кое-что о цирковых слонах. Она слышала, что в старые времена, еще до выступлений активистов защиты животных, слонят держали прикованными цепью к колышку, вбитому в землю. Слонятам было не под силу выдернуть колышек. Но вот что странно: вырастая, слоны никогда не пытались освободиться, потому что помнили, что колышек вытащить невозможно.
Точно так же Айви никогда не пыталась проникнуть в домашний бар, потому что тот всегда был заперт. Но сегодня он оказался открыт.
Вообразите себе слона, который вдруг понял, что колышек хлипкий и не удержит его. Счастливое толстокожее вострубило бы «Аста ла виста, родной цирк!» и было бы таково.
Что же это значит? Что родители смотрят на Айви как на такого слона или что они доверяют ей теперь, когда она начала жизнь с нового листа? Или, может, они просто беспечны? Айви решает думать, что они ей доверяют; и поскольку ей не хочется их разочаровывать, крепкие снадобья исключаются. Ни джина, ни виски. Вместо них она берет нечто более изысканное — бутылку каберне. Ведь доктора, кажется, говорят, что бокал красного вина препятствует образованию тромбов? И в вине полно антиоксидантов, правильно? Значит, не пить вино плохо для здоровья. Айви находит красивый бокал и забирает все это в свою комнату. Там она прячется в стенной шкаф, чтобы ее возню не услышали родители (потому что даже еле слышный «чпок» вынимаемой пробки в ночной тишине может оказаться очень громким), и откупоривает бутылку.
