Целые поколения Шварценбергов и до, и после этого прискорбного инцидента заслуживали царские милости (естественной монетизацией которых стали и обширнейшие поместья в Богемии, и конный памятник в Вене), в частности своей храбростью и доблестным участием в войнах с османами. Полководческие таланты семейства (особенно Адольфа фон Шварценберга, победителя в сражении при Раабе в 1598 году) оказались столь выдающимися, что император Рудольф II распорядился добавить почетное изображение на княжеский герб — мрачного ворона, клюющего голову турка. В замке Глубока-над-Влтавоу (в XIX веке он был перепостроен на манер Виндзорского замка и выглядит точно как шахматное королевство) даже ручки массивных дверей выполнены в виде жутковатой композиции мертвой головы и черной остроклювой птицы. В этом замке я приметил и военные трофеи; помимо ценного оружия — роскошный ориентальный ковер с буддистскими символами вечности. Не все, конечно, так кровожадно: в ту же экспозицию включен инкрустированный платяной шкаф, «одевавший» писателя и философа Штифтера.
Шварценберги умели не только шпагами размахивать. В Шумаве ее владельцы рачительно хозяйствовали свыше 200 лет, пока Чехословакия не лишила их титулов, а в конце 1940-х годов не присвоила их богатства (несмотря на то, что Шварценберги оказались отчетливыми чехословацкими патриотами и антифашистами): открыли прогрессивную школу лесничих и управленческие курсы для дворо́вых, системно развивали горные промыслы и транспортную инфраструктуру вроде сплавных каналов и железных дорог, вводили программы вспомоществования для работников, даром что до 1848 года многие из них были крепостными, продвигали добычу полезных ископаемых, производство бумаги, пивоварение, рыболовство, охоту, ну и заботились об охране природы. Боубинский лес получил, как сказали бы сейчас, свой заповедный статус велением и хотением землевладельца. У многих Шварценбергов, включая современных, кстати, лесное образование.
Пристрастные биографы характеризуют итоги деловой деятельности хозяев Шумавы как шварценбергское экономическое чудо. От их герцогства к дню сегодняшнему осталась только титулатура. Но в часовне Яна Непомуцкого крумловского собора Святого Вита захоронены сердца нескольких Шварценбергов, числом семь, а сие, полагаю, кое-что значит для семейной памяти. Эта память, впрочем, куда обширнее: для прочих членов династии в лесопарке города Тршебонь, это в полусотне километров от Крумлова, построена фараонских пропорций усыпальница, в неоготическом стиле, размером с хороший католический храм. На зависть даже Габсбургам, захороненным в основном в крипте венской церкви Капуцинов, та мне кажется скромнее.
Нынешний глава дома Шварценбергов, Карел (Карл) Ян (Иоганн) Непомук Йосеф (Йозеф) Норберт Бедржих (Фридрих) Антонин (Антониус) Вратислав Мена, 17-й герцог Крумловский, — уважаемый либерально-консервативный политик, бывший дважды министр иностранных дел Чешской Республики. Обладатель обширной коллекции курительных трубок, этот давно перешагнувший рубеж 80-летия элегантный старик в галстуке-бабочке уже не поднимает вопрос о реституции отобранной коммунистами в конце 1940-х годов семейной собственности. Мне как-то доводилось общаться с князем, и я задал ему вопрос: почему? «XX век был слишком трагическим для Европы, чтобы меня заботили еще и эти проблемы, — философски ответил Шварценберг. — Другим ведь пришлось куда хуже, чем нам». Наверное, он прав — Габсбурги, например, потеряли всю свою империю. Шварценберг, как мне показалось, аристократическим синдромом не страдает: Австро-Венгрия развалилась потому, что вовремя не нашла пути к правильным реформам, заметил он. Урок и для России, и для Евросоюза.
Крумловский замок — из 40 зданий, башен, башенок, бастионов, пристроек, а также пяти дворов — стоит на утесе над причудливым изгибом мелкой здесь Влтавы, берущей старые городские кварталы в каскад плотных петель. Это второй по величине в Чехии замково-крепостной комплекс после Пражского Града, возводившийся по крайней мере семь столетий, величественный и надменный, набитый произведениями искусства и разнообразными ценностями. Здесь и собрание фамильных гербов, и выставка фламандских гобеленов, и художественная галерея на 236 картин, и масштабное полотно «Разделение роз», и (в долгом ряду предков и потомков) портрет несчастного Шварценберга, который еще не знает, что его вскоре выцелит император, и мощная позолоченная карета из орехового дерева, и фрески комедии дель арте на стенах Маскарадного зала, и алхимические символы. Козырным тузом крумловской колоды считается дворцовый театр, построенный итальянскими мастерами. Каких только постановок не видела его сцена! Благородные хозяева Крумау, впрочем, любили и активные, мужские забавы. В медвежьем рву уже 300 лет, сменяя одни других, томятся в неволе косолапые. Только выйдешь из замка, и вот тебе выводная площадка для конной выездки, и вот тебе крытый манеж. До охотничьих угодий Бёмервальда отсюда не более получаса укороченной рысью.
Крумловский замок нависает над рекой огромнейшей глыбой. Некогда с этих древних стен, приветствуя появление на свет каждого нового князя Шварценберга, гремел артиллерийский салют, звучал ровно 101 орудийный выстрел. Но те времена уже не вернуть, теперь здесь тихо, если, конечно, не гомонят туристы. А по ночам, когда включена подсветка, — если глядеть снизу, с влтавского берега, — кажется, что эти бесконечные тонны пропитанных временем каменных плит, исторических кирпичей, древних и стилизованных под древние черепичных панелей вот-вот сорвутся в воздух и унесутся в черное небо. Но они никуда не улетают. И никуда не улетят.
Природные запасы Шумавы и прилегающих территорий вовсе не ограничиваются лесами, жуками короедами и горными озерами. Южный край считается главным в Чехии рыбным местом, и этому истинно народному промыслу не один век. Известное каждому чеху от его бабушек номинативное понятие — «тршебоньский карп», это как «тамбовский волк» или «оренбургский платок» для русских. Городок Тршебонь, в немецкоязычной традиции Виттингау, в течение столетий был резиденцией все тех же крупных землевладельцев и вельмож (отсюда и циклопическая гробница), а теперь это милое курортное захолустье и одновременно метрополия пресноводной рыбы. Город, сориентирую вас на местности, окружен плотной гирляндой прудов, главный из которых, емкостью в 6 миллионов кубометров воды, носит аристократическую фамилию Рожмберк. Местное рыбохозяйство (самое известное в стране) вылавливает из 488 искусственных водоемов, которыми управляет, 15 процентов всей чешской рыбы, преимущественно карпа. Одно из своих путешествий по югу Чехии я специально посвятил изучению системы рыбоводческих прудов, больших и малых, но все их, конечно, вот так запросто не объехать.
Карп (kapr) — чешская царь-рыба, ее принято в том числе подавать на главный в году, рождественский ужин. Звучит это в наше политкорректное время жестко, но считается правильным, чтобы хозяин дома лично доставил супруге для готовки еще живую рыбину и ловким ударом молотка или скалки промеж глаз превратил живое существо в пищевой полуфабрикат. Числу к 20 декабря на центральных перекрестках чешских городов, к ужасу экоактивистов, устанавливают наполненные проточной водой зеленые чаны, в которых дожидаются своего последнего часа сонные жирные рыбины. Чанами заведуют ловкие ребята в прорезиненных фартуках, и кто-нибудь из них, если попросить, берет на себя роль рыбьего палача. Карпа запекают — в духовке со сметаной, по одной из версий в фольге, но вообще существует тысяча рецептов — и выставляют на праздничный стол с картофельным салатом, под беленькую для мальчиков и игристое для девочек.
