Давненько я не ходила по одной половичке, по стеночке, в туалет или в ванную, боясь побеспокоить кого-то своим присутствием.
С утра пораньше я посмела пробраться на кухню (без спроса), и приготовить нам с Федей оладий.
Анне Николаевне мое самоуправство явно не понравилось, когда она буквально через десять минут явилась за мной следом. Пришлось извиняться и просить соблаговоления на допуск к плите, а потом еще и готовить под зорким контролем за каждым своим действием.
Только годы закалки позволили мне сохранить спокойствие и смотреть на данную ситуацию философски. Могу собой гордиться, серьезно. В свои прежние двадцать лет я бы, однозначно, распсиховалась и возможно поругалась с женщиной.
— На все сто, — заявляю ему. — Знаешь ли, люблю смотреть, как бежит вода, как горит огонь, и как другой человек работает. Вот и полюбуюсь, как ты весь чумазый, в мазуте, ковыряешься в своём автомобиле.
— Что сразу чумазый-то? — фыркнул недовольно.
— Ну, ладно-ладно, не чумазый. Дай женщине пофантазировать, — премию мне надо за мою дипломатичность и умение «все свести к шутке».
Можно, конечно, было поругаться и выразить свое недовольство таким положением дел, но я ненавижу конфликты на ровном месте и до последнего избегаю скандалов. Может зря?
Вот еще один бзик, родом из детства: Я всячески стараюсь не уподобляться истеричной бабенке, какой я запомнила свою мать.
Где-то на подкорке записано, что мужика надо веселить, развлекать, красивой быть… Эдакая Петрушка беззаботная.
Короче, ВСЕ ВКЛЮЧЕНО, а у нас бывает, что все просто ВЫКЛЮЧЕНО!!!! Но кого это волнует?
— Собирайся тогда, долго ждать тебя не намерен, — принял суровый вид бурильщик.
Не дать-не взять, властный король-лев.
— Пять сек, — обрадовалась я, быстро облачаясь в теплые колготы и шерстяное платье-резинку, пока медвежонок с интересом наблюдал за моими сборами, полными энтузиазма. — Я готова, — объявила ему, подскочив ближе к парню и чмокая его в губы.
— Ева, блять! — обнимает меня, прижимая к себе. — Чему ты радуешься, не пойму? — бурчит, прикусывая мои губы. — Ты реально не понимаешь, почему я в гараже окопался?
— М-м. Почему? — лизнула его губы в ответ.
— Мне ж тебя затрахать хочется, а нельзя.
Ну да, у меня же типа «месячные», но я же вроде стараюсь его сильно не морозить. Чего он?
Тест я так и не сделала. Нафиг! Сомнительное удовольствие, рисковать под бдительным оком чьей-то мамы. Хотя уже почти на сто процентов уверена в том, что беременна.
— Заныкаться от меня решил, значит. А как же мой вчерашний сюрприз? — дую губы якобы обиженно.
Я накануне так соскучилась, что немного отчебучила, поддавшись порыву.
Основательно подготовилась, накрасила губы и даже ресницы (редкий случай). Получился роковой образ итальянской красотки. Почти «Моники Беллуччи».
А что? Типаж у меня подходящий. Цветные линзы я теперь не ношу, заменив их на обычные прозрачные.
Собрала конский хвост на затылке. Волосы у меня теперь значительно темнее, чем были раньше. Перед вахтой, сделала что-то типа омбре* с переходом от темных родных корней к светлым прядям, чтобы все было красиво, а не колхоз-стайл с отросшими корнями. (Подготовилась к беременности, называется. Краситься же нельзя будет).
Стоило бурильщику объявиться в комнате, как я на него накинулась, прижала к стенке и «изнасиловала» в самой нежной форме. Орально.
Башню снесло капитально, едва не забыла о своей «легенде», и что полноценного коитуса надо избегать.
— Мало-о-о, — заявляет этот ненасытный котяра. — Накрась губы в красный, и повтори на бис, — шепчет, прикусывая ушко. — Или лучше сиди дома и не искушай.
Ах, вот в чем дело! Поэтому мы такие злые, как Печкин без велосипеда.
Мало ему видите ли!
— Нет уж! — фыркнула я, вырываясь из его объятий и отыскивая футляр с помадой, чтобы немедленно накрасить губы. — Так просто ты от меня сегодня не отвертишься! Пошли, бэдбой, — совсем обнаглела я, что посмела шлепнуть его по заднице.
— Зараза! А я думал, здесь и сейчас меня порадуешь, — прошипел Федя, поправляя ширинку.
— Не все и сразу, роднуль, — усмехнулась я, игнорируя его откровенные намеки.
Помещение гаража показалось большим и смутно мне знакомым, когда я вошла внутрь, стоило Феде распахнуть ворота. Оглядев все по периметру, я поняла, почему. Бурильщик позировал в своих селфи, и на фоне деревяной обрешётки крыши, и около этой бетонной стены. О, и полочка эта тоже мне знакома с огромным музыкальным центром японского производства, родом из девяностых.
— Так вот оно какое, твое убежище, — восхитилась я. — Ну-с, показывай свою ласточку. У тебя пневма* или так, статика, "жопа выше переда"? — слегка обескуражила его своим вопросом.
— Пневма. А ты что ли, разбираешься?
— Что ли! Если совсем чуть-чуть, — хихикнула в ответ. — Раньше мне нравилось смотреть шоу «Тачку на прокачку».
Давно, правда, это было. Лет десять назад. Но Феде это знать не обязательно.
— Отпадные диски, кстати, — кивнула головой в сторону колес «девяносто девятой».
А ничего такая, клевая тачила вышла у него после тюнинга. Цвет необычный серо-голубой. Все, как положено. Низкая посадка, тонированные стекла. Наверняка, хороший свет фар и музон в наличии имеется.
— Э-э, да, — почесал он подбородок на мое замечание. — А че ты молчала? Вместе бы посмотрели.
— Насмотримся ещё. Прокатишь или музыку послушаем? — обернулась к нему, провокационно проведя языком по нижней губе. — Или ты поработать планировал?
— Ага, поработать, блять! Иди сюда, провокаторша, — притянул меня к себе.
— А у тебя есть какой-нибудь специальный комбинезончик автослесаря? — поинтересовалась у него с придыханием, замирая, как кролик перед зеленоглазым удавом.
— А надо? — хмыкает, растягивая свои залипательные губы.
Бантик, блин! Обзавидоваться можно.
— Ну, не зна-а-ю, — закатываю глаза, входя в роль секси-дурочки.
— А кто должен знать? — бурчит Федя, накрывая мой рот своим и не давая возможности ответить.
Еще пару секунд мне не дает покоя мысль, что помада сейчас будет частично сожрана, частично разукрасит порочный рот бурильщика. А-а, черт с ним! Подкрашу, если что.
А после я забываю о такой ерунде, отдаваясь во власть поцелуя.
— Фредди, ты здесь? — врывается в нашу идиллию противно-визгливый голос, заставляя нас оторваться друг от друга и обернуться.
Мое замешательство длится пару секунд, не более. Смотрю на девицу, появившуюся в воротах, и всю сладость былого поцелуя забивает горечью.