– Помимо этого, вы обвиняетесь в неоднократных кровосмесительных насилиях над Кэтрин Дебласс, вашей дочерью, и Шерон Дебласс, внучкой.
Он стоял, не в силах шелохнуться, пока Ева заламывала ему руки за спину и застегивала наручники на запястьях.
– Ознакомьтесь с правами арестованного. Вы не обязаны давать немедленный ответ на предъявленные обвинения. Вы…
– Это беззаконие! – взорвался Дебласс, наконец обретя дар речи. – Я – сенатор Соединенных Штатов! Вы находитесь на федеральной территории!
– Вас сопроводят двое федеральных агентов. – Ева сверкнула глазами, заставив попятиться зевак. – Вам понятны ваши права?
– Ты у меня лишишься значка, сучка! – взвизгнул Дебласс.
Лицо его побагровело, воздух со свистом вырывался из легких.
– Будем считать брань утвердительным ответом. Спокойнее, сенатор, зачем вам сердечный приступ? А моего значка тебе не видать, как свободы, скотина! – сказала она ему в самое ухо. – Ты будешь у меня извиваться, как черт на сковородке!
В это время подошли федеральные агенты, и Ева передала им Дебласса.
– Его ждут не дождутся в Нью-Йорке.
Сенат потонул в возгласах, превратился в месиво из тел. Ева высмотрела в людской каше Рокмена. Тот приближался к ней, кипя от ярости.
– Вы совершаете большую ошибку, лейтенант.
– Нет. А вот вы уже однажды дали ложные показания. Это превращает вас в соучастника преступления. Мы еще к этому вернемся.
– Сенатор Дебласс – великий человек, а вы – всего лишь пешка в руках либералов, стремящихся его уничтожить!
– Сенатор Дебласс – кровосмеситель, растлитель малолетних, насильник и убийца. А я – всего лишь полицейский, схвативший его за руку. Если не хотите пойти на дно вместе с ним, наймите адвоката.
Рорк был вынужден прибегнуть к силе, чтобы расчистить Еве дорогу. Ей пытались преградить путь журналисты, но она миновала их, не моргнув глазом.
– Мне нравится ваш стиль, лейтенант Даллас, – заявил он, протолкавшись с ней к машине. – Очень нравится! Между прочим, мне больше не кажется, что я в тебя влюблен. Отныне я в этом уверен.
Как ни приятно было выслушать признание в любви, Ева с трудом боролась с тошнотой.
– Уедем отсюда! Быстрее!
В машине она еще как-то справлялась с собой, но стоило им подняться на борт самолета, ей стало совсем плохо. Четко и бесстрастно доложив о произведенном аресте начальнику, Ева вырвалась из рук Рорка и кинулась в туалет.
Рорк остался за дверью. Он был бессилен ей помочь, понимая, что от утешений Еве станет только хуже. Шепотом проинструктировав стюардессу, он сел в кресло и стал смотреть на взлетную полосу.
Когда дверь туалета открылась, Рорк поднял глаза. Ева была бледной, как мертвец, глаза расширились и потемнели. Походка, обычно такая твердая, стала шаткой.
– Прости меня за слабость…
Усадив ее, он подал ей чашку.
– Выпей. Тебе полегчает.
– Что это?
– Чай с виски.
– Я при исполнении… – начала было она, и Рорк не выдержал:
– Пей, черт возьми, не то я волью это в тебя насильно!
Убеждая себя, что подчиниться проще, чем спорить, Ева взяла чашку. Сделав всего один глоток и разлив чай, она поставила чашку на стол.
Рорк сам пристегнул ее ремнем, щелкнул кнопкой и приказал пилоту взлетать.
Сколько Ева ни старалась, справиться с дрожью не удавалось. Когда Рорк попытался ее обнять, она отпрянула. Тошнота еще не прошла, в голове гудело.
– Меня тоже насиловал родной отец, – внезапно услышала она собственный голос. – Много раз. Насиловал и бил. Сопротивлялась я или нет – неважно: он все равно меня насиловал и избивал! Я ничего не могла поделать. Человек бессилен, когда те, кому положено о нем заботиться, вместо этого измываются над ним…
– Ева! – Рорк схватил ее за руку и не дал вырваться. – Поверь, я страдаю вместе с тобой!
– Из всего раннего детства я помню только это. Потом мне было сказано, что в возрасте восьми лет меня нашли в какой-то далласской подворотне – всю в крови, со сломанной рукой. То ли это он меня туда швырнул, то ли я сама убежала.
Не знаю, не помню… Он больше не появлялся. Ко мне никто не приходил.
– А мать?
– Не знаю. Я ее не помню. Может, она умерла? А может, делала вид, что ничего не происходит – как мать Кэтрин… Я даже не знаю своего имени! Меня так и не смогли опознать.
– Но потом ты была уже в безопасности.
– Тебе никогда не приходилось жить на государственном обеспечении? Никакого чувства безопасности, одно бессилие! Добрыми намерениями тоже можно затравить. – Ева вздохнула, откинула голову и закрыла глаза. – Знаешь, в какой-то момент я почувствовала, что мне вовсе не хочется арестовывать Дебласса. Я хотела его убить, убить собственными руками! Мне даже стало страшно. Я осознала, что у меня к нему личный счет.
– Но ты с честью исполнила свой долг.
– Исполнила и буду исполнять впредь. – Ева помолчала: сейчас она думала не о деле Дебласса, а о жизни – своей и Рорка. – Я хочу, чтобы ты знал: внутри у меня осталась грязь. Это как вирус, подтачивающий организм и дожидающийся момента, когда понизится сопротивляемость. Лучше не делать на меня ставку.
– Я люблю рисковать. – Он взял ее руку и поцеловал. – Давай сыграем вместе. Чем черт не шутит, авось выиграем! Оба.
– Я никогда никому об этом не рассказывала.
– Ну и как, помогло?
– Не знаю, может быть… Господи, я так устала…
– Положи голову мне на плечо. – Он обнял ее и помог устроиться. – Поспи.
– Немножко, только до Нью-Йорка, – измученно прошептала она.
– Разумеется, немножко. – Он поцеловал Еву куда-то в макушку и замер, чтобы не тревожить ее сон.
Глава 19
Дебласс молчал: адвокаты настойчиво рекомендовали ему такую линию поведения. Допрос проходил медленно и утомительно. Иногда Еве казалось, что Дебласс не выдержит и взорвется – так багровела его физиономия, когда он чувствовал, что проигрывает. Но адвокат что-то шептал ему на ухо, и он брал себя в руки.
Ева уже не думала ни о предстоящем суде, ни о пиршестве для репортеров. Она сейчас хотела одного: чтобы обвиняемый признался.
– Вы находились в кровосмесительной связи с вашей внучкой, Шерон Дебласс.
– Мой клиент не подтверждает ваших утверждений.
Игнорируя адвоката, Ева смотрела Деблассу в лицо.
– Передо мной копия части дневника Шерон Дебласс, помеченной датой убийства.
Она пододвинула ему бумагу, но адвокат Дебласса, аккуратный и подтянутый мужчина со светлой бородкой и голубыми глазами, быстро схватил ее и прочел. Понять его реакцию было невозможно: он изображал холодное безразличие.
