Для завершения картины, какой она была представлена Гитлеру летом 1939 года, остановимся на оценке французской армии, составленной немецкими экспертами для фюрера. После исследования и детального анализа всех аспектов, характеризующих вооруженные силы Франции, немецкая разведка сделала вывод, что в целом «французскую армию следует считать такой же, какой она была в Первую мировую войну, то есть наиболее внушительной из всех наших потенциальных противников», способной мобилизовать до ста дивизий за две недели.
Такова была реальность немецкой готовности, непреодолимой силы Гитлера, могущества люфтваффе, которые оказали столь роковое влияние на правительства и военные штабы в Лондоне и Париже. Однако главным в первые недели июня было то обстоятельство, что, несмотря на все директивы и приготовления, Гитлер оставался неуверенным и встревоженным. Он был более чем когда-либо убежден, что должен любой ценой избежать одновременной войны на два фронта или длительной оборонительной войны. Ограничения в обоих случаях имели решающее значение.
Однако ни одна из тревог Гитлера не просочилась к тем людям, которые влияли на формирование политики в столицах западных союзников. Те, наоборот, пребывали под влиянием взглядов таких людей, как Адам фон Тротт, который в первые дни июня посетил своих друзей Асторов в их загородном доме в Кливдене. Есть два важных рассказа об их беседах. 6 июня 1939 года Том Джонс написал краткий меморандум по поводу этих бесед.
«Адам фон Тротт, молодой офицер Генерального штаба сухопутных войск, который находится здесь с целью сбора политической информации для Генерального штаба (не правительства), в частном порядке информировал меня, что сложилась следующая обстановка…» Далее Джонс перечислил основные моменты, изложенные Адамом фон Троттом. Гитлер решил перейти к действиям этим летом, и ни Генеральный штаб, ни общественность не смогут изменить ход событий в приближающиеся недели. Стратегия Гитлера сводится к тому, пояснял фон Тротт, чтобы захватить районы производства зерна, угольные и нефтяные районы Восточной Европы и Балкан; если потребуется, немцы разгромят русских за шесть месяцев и оккупируют Украину. После этого Германия сможет выдержать вой ну любой продолжительности.
Единственная возможность предотвратить все это, сказал фон Тротт Джонсу, – внушить лично Гитлеру реальность могущества союзников и тем самым дать ему понять, на какой риск он идет, развязывая войну. Тротт предложил сделать это через Геринга, рассказав ему, что у немцев сложилось ошибочное представление о военной мощи Великобритании, и ознакомив некоторых руководящих офицеров люфтваффе с боевыми возможностями королевских ВВС (не выдавая военных секретов). Это могло бы произвести впечатление на Гитлера; также на него могло бы повлиять коалиционное правительство, в состав которого вошли бы представители «поджигателей войны» и «левых». На самого Тротта произвела сильное впечатление единая и решительная позиция англичан, «однако и его окружение верили в обратное».
Адам фон Тротт прибыл в Лондон 1 июня, навестил Дэвида Астора, с которым вместе учился в Оксфорде, и провел некоторое время в Кливдене. Среди гостей в Кливдене было несколько министров – членов кабинета, в том числе министр иностранных дел лорд Галифакс, лорд Лотиан, который вскоре должен был получить назначение послом в Соединенные Штаты, и бывший министр обороны, ныне министр по делам доминионов сэр Томас Инскип. Помимо общих разговоров за столом Тротт имел возможность побеседовать с Галифаксом и Лотианом, а позднее и с премьер-министром Невиллом Чемберленом.
Тротт вернулся в Берлин 9 июня и тремя днями позже представил обстоятельный меморандум о своих встречах и беседах в Англии, а также краткое изложение содержания бесед и своих выводов. Последние два документа были переданы Гитлеру, и надо думать, что они были составлены так, чтобы оказать на него влияние. Поэтому в данном случае важны не точность или политическая направленность этих документов, а их влияние на Гитлера в Берлине и впечатление, которое Тротт произвел на английских государственных деятелей в Лондоне.
К сожалению, Тротт, по всей видимости, имел ошибочные идеи о намерениях Гитлера. У нас нет возможности узнать, было ли это результатом его собственной неосведомленности относительно изменившихся взглядов Гитлера, как он их изложил на брифинге 23 мая, или он оказался слепым орудием для передачи ложной информации своим английским друзьям, преднамеренно организованной Вальтером фон Хевелем, личным офицером связи Риббентропа с Гитлером, который и предложил эту поездку в Лондон. Возможно, фон Тротт должен был выполнить ту же задачу, которую выполнил Боденшатц, снабжая информацией Стелена и других. Однако непредвиденным результатом поездки фон Тротта стало то, что его друзья встревожились. Его доклады о встречах в Лондоне, должно быть, имели точно такое же воздействие и на фюрера.
Частные беседы Тротта с премьер-министром и министром иностранных дел, очевидно, не произвели на них большого впечатления. В них он подтвердил их мнение, что Гитлер направит свои силы на Восток и на некоторое время его силы будут там скованы, тем самым Англии и Франции представится дополнительное время для приведения своих вооруженных сил в состояние полной боевой готовности. Предложение, чтобы один из двух командиров люфтваффе, Мильх или Удет, был приглашен с визитом в королевские ВВС с целью ознакомления с их боевыми возможностями, должно быть, прозвучало странным для напуганных людей, стоявших у руля и считавших себя далеко отставшими от люфтваффе.
Гитлер тоже, должно быть, почувствовал, что, возможно, дела не так плохи, как он предполагал, если Чемберлен и Лотиан все еще думают об урегулировании на основе предоставления большей независимости чехам и словакам. Гитлер был уже полностью поглощен решением польского вопроса, и заверения английских политиков о том, что они допускают возможность предоставления Германии свободы «экономических» действий, видимо, нравились Гитлеру как шаг в правильном направлении. То же самое можно было сказать о приведенном Троттом высказывании Чемберлена, что Иден, Черчилль и Дафф Купер не важны и их можно полностью игнорировать. Тротт пришел к выводу, что «определенный отказ фюрера от установления какого бы то ни было частичного взаимопонимания с Англией привел в настоящее время, ввиду нависшей угрозы тотального конфликта, к подлинному возрождению у англичан стремления к полному взаимопониманию как единственной альтернативе войне». На фоне мрачной действительности в Германии, которая предстала перед Гитлером, вывод Тротта явился для него солнечным проблеском, то есть вызвал реакцию, как раз противоположную той, что хотел добиться Тротт.
А судя по письму, которое Лотиан послал Сматсу сразу же после бесед с фон Троттом, его попытки произвести впечатление на англичан также оказались бесплодными. Вместо того чтобы создать твердый фронт, продемонстрировать реалистическую оценку сущности молниеносной войны, которую готовили немцы, у Лотиана в результате бесед с Троттом создалось впечатление, приведшее его к такому выводу в письме Сматсу: «Следующий кризис „нервов“ может начаться в любое время, возможно, по польской проблеме. По моему мнению, когда Гитлер начнет интервенцию, мы должны удержать поляков от войны [sic!] и сами установить блокаду, тем самым дав ясно понять, что блокада будет снята, как только Гитлер выведет свои войска и проявит готовность рассмотреть урегулирование мирными средствами». По мнению Лотиана, это не обязательно приведет к войне, так как не будет кровопролития. При условии наличия надежного фронта в Великобритании, доминионах и Америке лично он верит, писал он Сматсу, что «Гитлер отступит и воздержится от развязывания мировой войны». И конечно, это будет концом Гитлера, заключает Лотиан.
