Хорнблауэр обернулся к Лонгли.
— Скачите обратно, — приказал он. — Задержите пушки. Задержите носильщиков. Задержите всех. Без моего приказа никто не тронется с места.
— Есть, сэр.
Лонгли развернул лошадь и поскакал прочь, — видимо, он научился ездить верхом до того, как попал на флот. Кларос, адъютанты, Хорнблауэр и Браун провожали его взглядами, затем повернулись друг к другу. Испанцы догадались, что за приказ отдан.
— Ни одна моя пушка, ни один мой человек не двинутся, — сказал Хорнблауэр, — пока я не увижу армию генерала Ровиры. Будете ли вы так любезны послать гонца теперь?
Кларос потянул себя за длинный ус и что-то сказал адъютантам; двое младших некоторое время пререкались, потом один взял написанную старшим записку и поскакал прочь. По лицу его было видно, что ему совсем не хочется ехать по жаре неизвестно как далеко.
— Пора обедать, — сказал Кларос. — Вы не распорядитесь, чтобы моих людей покормили, капитан?
У Хорнблауэра отвисла челюсть. Он думал, что его уже ничем не удивишь, но, оказывается, ошибался. Бронзовое лицо Клароса не выражало и тени сомнения. Он думает, что тысячу его людей будут кормить припасами, выгруженными с кораблей. У Хорнблауэра язык чесался отказать наотрез, однако он поостерегся. Если испанцев не покормить, они разбредутся в поисках пищи — а пока оставалась слабая надежда, что Ровира дойдет и осада начнется скоро. Ради этого шанса стоило пойти на уступку и протянуть несколько часов, пока их не заметили из крепости.
— Распоряжусь, — сказал Хорнблауэр.
Бесстрастно-самоуверенно полковник высказал свою необычную просьбу, так же бесстрастно-самоуверенно он выслушал, что англичанин, с которым он за минуту до того едва не разругался, удовлетворит его притязания.
Вскоре моряки и каталонцы уже дружно работали челюстями. Даже дозорные кавалеристы учуяли издалека запах пищи и, словно стервятники, слетелись на пиршество, оставив лишь четверых несчастных наблюдать за Росасом. Кларос и его адъютанты сидели в кружок, ординарцы прислуживали. Как Хорнблауэр ожидал, за комидой
[30] последовала сиеста, — наевшись, испанцы разлеглись в узкой тени кустов и захрапели, лежа на спине, с южной стойкостью не замечая мух, вьющихся над приоткрытыми ртами.
Хорнблауэр не ел и не спал. Он спешился, лошадь поручил Брауну и, кипя злобой, заходил взад-вперед по гребню, глядя на Росас. Он написал адмиралу записку, где старательно объяснял причину задержки — тем более старательно, что не хотел показаться офицером, которому всюду мерещится опасность. Ответ его взбесил. Нельзя ли, спрашивал Лейтон, штурмовать крепость с имеющимися пятью сотнями людей? Где генерал Ровира? Вопрос подразумевал, что Хорнблауэр каким-то образом виновен в том, что Ровиры нет. Лейтон напоминал, что необходимо теснейшим образом сотрудничать с испанцами. Эскадра не сможет долго снабжать союзников провиантом. Хорнблауэру предписывалось тактично намекнуть полковнику Кларосу, чтобы тот изыскал способ кормить своих людей сам. Высадка десанта должна достичь поставленной цели, однако ни в коем случае не следует предпринимать рискованных действий. В теперешних обстоятельствах записка Лейтона была пустой писаниной, однако трибунал вполне может счесть ее исключительно здравой и разумной.
— Прошу прощения, сэр, — внезапно сказал Браун. — Лягушатники вышли из города.
Вздрогнув, Хорнблауэр взглянул на Росас. Из крепости выползали три длинные змеи, три войсковые колонны разворачивались на равнине, по одной из города, цитадели и форта Тринидад. Хриплый крик испанских дозорных возвестил, что и они увидели: маленький отряд, бросив наблюдательный пост, во весь опор мчался к рассыпанному по плато испанскому войску. Хорнблауэр целых две минуты не мог оторвать взгляд от города: колонны не кончались, но всё вытягивались и вытягивались. Две направлялись к ним, третья, та, что из цитадели, сворачивала направо, с явным намерением отрезать испанцам путь вглубь материка. Хорнблауэр различал блеск ружей. Колонны все не кончались — в каждой должно быть не меньше тысячи солдат. Испанцы, сообщившие, что гарнизон насчитывает едва ли две тысячи человек, обманули, как и во всем остальном.
Подскакал Кларос с адъютантами и взглянул на равнину. Ему хватило минуты: его спутники тут же указали пальцами на огибающую с фланга колонну. Он развернул лошадь и поскакал прочь. На мгновение они с Хорнблауэром встретились взглядами — хотя англичанин, как и прежде, не прочел ничего в испанских глазах, намерение он угадал. Если Кларос поспешит в горы, бросив британцев, он успеет скрыться — именно это он и выбрал. Даже если каталонцы могут сдержать трехтысячное французское войско, они не станут прикрывать отступление — бессмысленно и просить.
Десанту придется полагаться на собственные силы, и времени в обрез. Хорнблауэр вскарабкался на лошадь и поскакал за Кларосом — головы французских колонн уже выползли далеко на равнину и готовились штурмовать крутые склоны возвышенности. Поравнявшись с пехотинцами, которых майор Лайрд уже построил в шеренги, Хорнблауэр перешел на рысь. Нельзя обнаруживать тревогу или поспешность — это только напугает людей.
Предстояло нелегкое решение. Очевидно, разумнее бросить всё — пушки, припасы — и вести людей к берегу. Потерю десяти двадцатичетырехфунтовых пушек, боеприпасов и провианта восполнить легче, чем потерю даже нескольких опытных моряков. Подчинись Хорнблауэр здравому смыслу, он бы погрузил своих людей на корабли раньше, чем подоспеют французы. Однако практические соображения часто приходится отодвигать на второй план. Бегство к кораблям, брошенные пушки — это необратимо подорвет в команде боевой дух, отступление с боем при малых потерях — напротив, поднимет. Утвердившись в принятом решении, Хорнблауэр остановил лошадь рядом с майором Лайрдом.
— Через час тут будут три тысячи французов, Лайрд, — сказал он тихо. — Вы должны сдержать их, пока мы загрузим пушки и боеприпасы.
Лайрд кивнул. Он был рыжий, как многие шотландцы, полноватый и краснолицый, треуголка сползла на затылок, он поминутно утирал с лица пот жуткого цвета лиловым шелковым платком, как нарочно подобранным к алому мундиру и перевязи.
— Так точно, — сказал он. — Сдержим.
Хорнблауэр последний раз окинул взглядом двойной строй пехотинцев, простые загорелые лица под киверами, белые перекрестья портупей. Спокойные, дисциплинированные — эти ребята не подведут. Он пришпорил тощую лошаденку и рысью поскакал по дороге. Вот и Лонгли, едет навстречу.
— Поезжайте на берег, Лонгли. Скажите адмиралу, что придется грузить людей и припасы. Попросите его приготовить шлюпки.
Испанцы уже в беспорядке двигались по тропе вглубь материка. Испанские унтер-офицеры собирали отстающих, британские унтер-офицеры в растерянности наблюдали, как те отвязывают лошадей.
— Прекратить! — заорал Хорнблауэр, судорожно подыскивая испанские слова. — Лошади останутся нам. Эй, Шелдон, Дрейк, привяжите лошадей обратно. Браун, скачи дальше. Скажи всем офицерам, чтобы испанцев не задерживать, но ни мула, ни лошади им не отдавать.
