Она уклонялась от курса, она проваливалась в подошву волны и под плеск весел тащила шлюпки назад, к своему дрожащему носу, потом, передумав, так быстро устремлялась за двумя натянутыми тросами, что гребцы, не рассчитав силы, падали навзничь, рискуя в этот миг опасности оказаться под кораблем.
Они работали голыми. По лицам и туловищам ручьями катился пот. В отличие от своих товарищей у помп они не могли забыться в одуряющей монотонности — от них постоянно требовалось внимание. Унтер-офицер на корме время от времени раздавал дополнительные порции воды, но их не хватало, чтобы утолить мучительную жажду. Матросы гребли и гребли, их намозоленные годами морской службы ладони трескались и шли пузырями, так что нестерпимо было уже держать весла.
Хорнблауэр отлично знал, каким мучениям они подвергаются, — сам он не выдержал бы и получаса такой работы. Он приказал, чтобы гребцов сменяли каждые полчаса, и всячески старался их ободрить. Он глядел на них со смущенной жалостью. Три четверти его матросов чуть больше полугода назад не были и не намеревались быть моряками — их загребли во время повальной вербовки. Хорнблауэр против воли испытывал то, чего, наверно, никогда не испытывали его офицеры, — он видел в команде не марсовых или шкафутных, а тех, кем они были до вербовки: грузчиков, паромщиков, носильщиков.
Среди них были даже возчики и гончары — даже два приказчика и один наборщик. Этих людей оторвали от семьи, от привычной работы и принудили к тяжелому труду, негодной пище, ужасным условиям жизни, страху перед кошками и ротанговой тростью Гаррисона, а вдобавок — опасности утонуть или погибнуть в бою. Хорнблауэр, впечатлительный от природы, остро сочувствовал им, даже сознавая всю недопустимость подобной жалости. Мало того, он (как и некоторые другие либералы) с годами впадал во все больший либерализм. Но все слабости отступали перед жгучим беспокойством, толкавшим его довершить начатое. Он видит «Нативидад», значит не может отдыхать, пока с ним не сразится, а раз капитан не отдыхает, тем более не могут отдыхать матросы — разламывающиеся спины и кровоточащие ладони не в счет.
Тщательно измерив углы секстаном, он мог уверенно сказать, что к концу часа матросы своими усилиями подтащили «Лидию» чуть ближе к «Нативидаду». Буш, проделавший те же наблюдения, согласен. Солнце поднималось выше, «Лидия» дюйм за дюймом ползла к неприятелю.
— «Нативидад» спустил шлюпку, сэр! — крикнул Ниветт с фор-салинга.
— Сколько весел?
— Думаю, двенадцать, сэр. Они берут корабль на буксир.
— На здоровьице, — презрительно хмыкнул Буш. — На двенадцати веслах они эту лохань далеко не утянут.
Хорнблауэр сверкнул на него глазами, и Буш вновь ретировался на свою сторону шканцев: он забыл, что капитан не в настроении беседовать. Нервы были напряжены до предела. Он стоял под палящим солнцем, жар поднимался от палубы, потная рубашка натирала тело. Он чувствовал себя запертым, словно пойманный зверь, в клетке мелких практических деталей. Бесконечный перестук помп, качка, шуршание такелажа, скрип весел в уключинах — все это сводило его с ума. Казалось, он заорет (или разрыдается) от любого пустяка.
В полдень Хорнблауэр поменял матросов на веслах и у помп, затем отправил команду обедать и с горечью вспомнил, что они завтракали в ожидании скорого боя. В два часа он начал подумывать, не подошли ли они к «Нативидаду» на расстояние очень дальнего выстрела, но сам факт этих раздумий подсказал ему, что это не так. Он слишком хорошо знал свой нетерпеливый характер и потому поборол искушение, не стал зря тратить порох и ядра. И вот, в тысячный раз подняв подзорную трубу, он увидел над кормой «Нативидада» белый диск. Диск распухал и превратился в тонкое облачко. Через шесть секунд глухой рокот выстрела достиг их ушей. Креспо явно решил попытать счастья.
— У них на шканцах две длинные восемнадцатифунтовки, — сказал Джерард Бушу недалеко от Хорнблауэра. — Тяжеловато для ретирадных орудий.
Хорнблауэр это знал. Почти час он должен будет сносить обстрел, прежде чем сможет пустить в ход бронзовые девятифунтовки на полубаке «Лидии». Еще клуб дыма появился над кормой «Нативидада». В этот раз Хорнблауэр увидел всплеск на гребне волны в полумиле впереди. Но, учитывая дистанцию и сильное волнение на море, это не значит, что пушки «Нативидада» не могут достать «Лидию». Хорнблауэр услышал свист следующего ядра и увидел фонтанчик брызг ярдах в пятидесяти от правой раковины.
— Мистер Джерард, — сказал он, — попросите мистера Марша посмотреть, что можно сделать с длинными девятифунтовками на полубаке.
Матросов подбодрит, если «Лидия» будет время от времени палить из пушек, а не просто безропотно сносить обстрел. Марш вразвалку вышел из темноты порохового погреба, моргая от ослепительного солнечного света. Он с сомнением потряс головой, прикидывая расстояние между кораблями, но пушку велел выдвинуть и своими руками любовно зарядил. Он заложил максимальный заряд и потратил несколько секунд, выбирая из ящика самое круглое ядро, потом тщательно направил пушку и отошел, держа в руке спусковой шнур. Некоторое время он наблюдал, как кренится «Лидия» и как движется ее нос. Десяток подзорных труб устремился на «Нативидад»: все ждали, куда упадет ядро. Марш дернул шнур. Пушка явственно громыхнула в неподвижном горячем воздухе.
— Два кабельтовых за кормой! — крикнул Ниветт с фор-салинга.
Хорнблауэр не заметил всплеска, в чем усмотрел лишнее доказательство своей профессиональной непригодности. Чтобы скрыть это, он вновь напустил на себя непроницаемый вид.
— Попробуйте еще, мистер Марш, — сказал он.
«Нативидад» теперь стрелял из обоих ретирадных орудий. Пока Хорнблауэр говорил, впереди раздался треск. Одно из восемнадцатифунтовых ядер ударило «Лидию» чуть ниже ватерлинии. Хорнблауэр слышал, как юный Сэвидж в баркасе разразился звонкими ругательствами, понукая гребцов, — видимо, ядро пролетело прямо у них над головой. Марш погладил бороду и принялся перезаряжать длинную девятифунтовку. Хорнблауэр тем временем просчитывал шансы на благоприятный исход боя.
Девятифунтовка, хоть и малокалиберная, била дальше, чем короткие пушки главной палубы; каронады же, составляющие половину вооружения «Лидии», годились только для стрельбы на близкое расстояние. «Лидии» придется еще долго ползти к «Нативидаду», прежде чем она сможет успешно ему ответить. Предстоит пережить долгий и опасный промежуток времени, когда «Нативидад» уже сможет пустить в ход пушки, а «Лидия» — еще нет. Будут убитые и раненые, возможно — поврежденные пушки, серьезные поломки. Пока мистер Марш, сощурясь, смотрел в прицел девятифунтовки, Хорнблауэр пытался взвесить все за и против сближения с врагом. Вдруг он ухмыльнулся и перестал тянуть себя за подбородок — он определился окончательно. Он начал бой и любой ценой доведет его до конца. Его гибкий ум застыл в упорной решимости.
Как бы подкрепляя эту решимость, громыхнула девятифунтовка.
— Совсем рядом! — победно завопил Ниветт с фор-салинга.
— Прекрасно, мистер Марш, — сказал Хорнблауэр.
Марш довольно потянул себя за бороду.
