В 1932–1933 годах вышли два романа о Пиренейской войне, «Смерть французам» и «Пушка», оба о «маленьких людях», чьи подвиги определяют исход войн, но остаются безвестными. Обе эти книги — очень тяжелая военно-историческая проза, совсем не похожая на хорнблауэровский цикл, вернее, похожая на самые мрачные его страницы — например, на те, что связаны с Эль-Супремо. В «Смерти французам» британский солдат Мэтью Додд в 1810 году оказывается отрезан от своих и становится вожаком партизанского отряда; в «Пушке» главная героиня — восемнадцатифунтовая бронзовая полевая пушка, брошенная испанской регулярной армией при отступлении и попавшая в руки партизан. (С первой из этих двух книг связан занятный исторический эпизод, который просто невозможно не рассказать. Уинстон Черчилль, большой поклонник Форестера, во время франко-американо-британской Бермудской конференции 1953 года не только увлеченно читал «Смерть французам», но и ухитрился оказаться на фотографиях для прессы с раскрытой книгой, на которой явственно читался заголовок. Учитывая, что у него были серьезные причины для недовольства французскими партнерами, намек выглядел вполне недвусмысленно.)
Следом за этими двумя книгами, в 1935–1936 годах, вышли «Королева Африки» и «Генерал», которые вместе с «Кораблем» (1943) и «Добрым пастырем» (1955) составляют четверку лучших нехорнблауэровских книг Форестера.
Действие «Королевы Африки» происходит во время Первой мировой войны. В книге всего два героя: Роуз Сейер, тридцатитрехлетняя старая дева, сестра английского миссионера в Центральной Африке, и Чарли Оллнат, механик катера «Королева Африки». Оллнат хочет только спасти свою шкуру, Роуз убеждена, что два человека на ржавой посудине могут нанести серьезный удар по немцам. Их долгое опасное путешествие по реке и любовь между этими столь разными людьми, которая была бы совершенно невозможна в обыденной мирной жизни, позже легла в основу легенды мирового кинематографа — фильма «Королева Африки» (1951) с Кэтрин Хепберн и Хамфри Богартом в главных ролях. Это тот редкий случай, когда книга и ее экранизация, при всем их несходстве (у них даже финал разный), в равной мере шедевры.
Главный герой «Генерала», Керзон, храбрый и беззаветно преданный Отечеству и армии офицер, но при этом тупой солдафон, продолжающий мыслить в реалиях Англо-бурской войны. Именно Керзон и подобные ему реальные полководцы виновны в том, что одноклассники Форестера не вернулись с фронта или вернулись калеками. Десятки тысяч людей — «больше, чем когда-либо находилось под командованием Мальборо или Веллингтона» — погибли потому, что офицеры из рабского следования традиции, из ложно понятой гордости не могли и не хотели приспособиться к новым условиям. Сухое бесстрастное изложение еще усиливает ощущение трагического абсурда:
— Майор Дюран вас поведет, — продолжал начальник оперативно-разведывательного отделения. — Поставьте пулеметы так, чтобы иметь хорошую зону обстрела, и как можно скорее ройте окопы.
— Очень хорошо, — ответил Керзон.
Он бы никогда не поверил, что Каррутерс будет говорить с кавалерийским полковником об окопах и пулеметах — Каррутерс, который еще этим летом горячо доказывал превосходство пики над шашкой. Керзона вновь охватило кошмарное ощущение нереальности. Из этого состояния его вывел генерал.
— Керзон, — сказал он тихо. — Мы последний резерв. Больше уже никто не подойдет. Мы отправляемся прямо на передовую. За нами никого нет. Ровным счетом никого. Если мы не устоим, война проиграна. Вам остается лишь держаться до последнего человека. Любой ценой, Керзон.
— Есть, сэр, — ответил Керзон. Туман, окутавший было его мозг, мгновенно рассеялся. Такого рода приказы он понимал.
— Хорошо. — Генерал повернулся к Каррутерсу. — Едем к драгунам.
— Ведите свой полк сюда, — сказал раненый штабной офицер и, увидев, что полковые офицеры все еще сидят в седлах, добавил: — Вам лошади не понадобятся. И вам тоже, сэр.
Уланы, уже утомленные долгой скачкой, двинулись по улице. Керзон скользнул взглядом по длинному строению, слегка похожему на здание лондонского парламента, и вот они уже вышли из города. Перед ними полого поднималось к горизонту длинное зеленое поле.
— А вот и суррейцы, — сказал штабной, указывая налево. — Вы встанете справа от них.
И с этих слов для Тридцать второго уланского полка началась Первая битва при Ипре.
<…>
Перед лицом смерти или позора даже кавалерия будет копать, пусть и без лопат, — особенно понуждаемая таким человеком, как Керзон, и тем более — в мягкой, податливой земле. Такую землю можно копать даже голыми руками — и они копали. Тридцать второй уланский уходил вглубь, словно оказавшийся на газоне крот. Самая небольшая ямка и бруствер вчетверо увеличивали шансы выжить.
Этой, по сути, антивоенной книге предстояла странная судьба. Она была мгновенно переведена на множество языков. В числе ее читателей оказался и Гитлер, который счел ее точным описанием психологии британского военного. На Рождество 1938 года он даже преподнес специально переплетенные экземпляры своим ближайшим соратникам. Во время Второй мировой войны «лорд Гав-Гав» — британский фашист Уильям Джойс, принявший немецкое гражданство, — в пропагандистских передачах на английском языке читал отрывки из «Генерала» в то самое время, когда британское радио передавало фрагменты из другого романа Форестера, «Корабль», дабы поднять патриотический дух войск. С другой стороны, когда в 1939-м Форестер был корреспондентом в Чехии, чешский генерал рассказывал ему, как под влиянием этой книги избавился от закоснелого мышления, и кто знает, на скольких британских военных она произвела такое же действие. Во всяком случае, «Генерал» до сих пор входит в рекомендованный список литературы многих военных академий мира.
В 1935-м, после успеха «Королевы Африки» и «Генерала», писателя пригласили в Голливуд, и там у него сразу все не заладилось. По заказу студии он написал сценарий пиратского фильма, но, когда сценарий был готов, другая студия выпустила «Капитана Блада» с Эрролом Флинном в главной роли, и проект решили свернуть. Затем Форестер недолгое время работал с одним из самых блистательных голливудских продюсеров — Ирвингом Тальбергом — над фильмом о Чарльзе Стюарте Парнелле — лидере ирландских националистов конца девятнадцатого века.
«На земле, наверное, не было двух людей, менее пригодных для совместной работы, чем Тальберг и я, и, возможно, дух Парнелла тоже усиливал наши личные разногласия, — писал Форестер позже. — И тут я между делом скользнул глазами по объявлению, что завтра из Сан-Педро выходит шведское судно „Маргарет Джонсон“, которое с грузом и пассажирами следует рейсом: центральноамериканские порты — Панамский канал — Англия. Прочел я его между делом, но оно произвело во мне мгновенную перемену. Я понял, что не желаю иметь ничего общего с Голливудом и вообще работать по чужой указке, что я хочу назад свою свободу и должен всенепременно снова увидеть Англию. (Считаю своим долгом прервать рассказ и упомянуть, что в следующие годы мне удавалось работать в Голливуде и не чувствовать себя несчастным.) Но тогда надо было действовать. За час я успел подать заявление об уходе, не дожидаясь, пока меня уволят, к вечеру купил билет и, что особенно примечательно, уладил дела с налоговой инспекцией. На следующий день я уже стоял на палубе „Маргарет Джонсон“ и смотрел, как Соединенные Штаты исчезают за горизонтом».
