— Буду рад, — искренне ответил бывший подопечный, сияя, как новогодняя звезда.
Ребята ушли, взбудораженные, подкалывая Матвея… А Саша со Стасом так и не сдвинулись с места, подрастерявшись. Первым в себя пришел Арес. Он усмехнулся, покачав головой, и сделал к Саше шаг, и она интуитивно ступила навстречу. Он взял ее руку и прижал ладонью к своей щеке.
— Светлая моя. Объясни мне такую вещь. Раньше мне казалось, что если нас соединить, то образуется магнитное поле для всякого сброда. Как будто мы друг другу противопоказаны. А сейчас даже не знаю, что и думать… Что это было только что? С нами в темной подворотне внезапно что-то хорошее случилось?
Когда-то давно, в другой жизни, когда она была глупой, Саша начала бы доказывать, что да — противопоказаны, но сейчас она, затаив дыхание, медленно подняла к лицу Ареса вторую руку и провела пальцами по гладко выбритой коже. Он накрыл и эту ладонь своей, поцеловал и передвинул себе на шею.
— Молчишь… — Он тяжело вздохнул и сунул руки в задние карманы ее джинсов, притягивая ближе. Нахмурился, найдя в одном из карманов айфон, и посмотрел на экран: — Настя семнадцатый раз звонит… Ты звук так и не включила.
Он задумчиво вскинул брови и положил мерцающий в полутьме телефон себе в карман пиджака.
У Саши сбилось дыхание, и она подумала, что вот он — момент искупления и уплаты долга стерве Афродите. И не важно, если Стаса дома ждет другая. Это все такие мелочи по сравнению с дикой потребностью принадлежать ему прямо сейчас. Какая там гордость? Плевать на все… только чувствовать его рядом.
— Ты сказал ерунду, Арес, — ответила Саша и, осмелев, погладила его затылок. — Вместе мы, наоборот, побеждаем. Это факт, установленный вселенским судом. Что посеешь, то пожнешь, даже Матвей подтвердил.
Стас настороженно прищурился, явно заинтригованный ее одобрением.
Саша замолчала, глядя в родные глаза, собираясь с духом, и прошептала в надрыве:
— Отгадай загадку. Как наказывают девочек, которые не слушают свое сердце?
Стас мгновенно напрягся и уточнил опасливо:
— Не знаю, я не девочка. И как же?
— Забирают это самое сердце на три года в Калифорнию. Туда, где теплее.
Стас пристально вглядывался в ее лицо, пытаясь прочесть, шутит ли она; в зеленых глазах застыла подозрительность.
— Светлая моя, — выдохнул он, — ты с ума сошла такое говорить. Я ведь и поверить могу.
Саша уткнулась лбом ему в грудь и пробормотала, зажмурившись:
— Сошла, без тебя с ума сошла.
— Саша… Ты…? — произнес он с благоговейным ужасом и резко замолчал. Надолго замолчал, и она уже испугалась, что Стас сейчас развернется и уйдет к той, другой, с которой у него более здоровые отношения и более крепкие чувства.
Но вместо этого он вдруг спросил c таким нескрываемым отчаянием, словно это не давало ему покоя по ночам:
— Почему ты не сказала мне тогда, что рассталась с Владимиром? Я бы остался с тобой, я остался бы… Господи, ну почему ты не сказала?!
У Саши задрожали губы, в носу защипало от навернувшихся слез.
— Поэтому и не сказала.
— Не хотела, чтобы я был рядом?
— Не… Нет! О боже, нет, конечно, не поэтому! Стас, я же мешала тебе жить.
— В смысле, мешала? — спросил он со злостью. — Я хоть раз давал тебе повод так думать?!
— Миллион раз. Ты со мной полгода почти не разговаривал, я выводы сама делала.
— И ты сделала вывод, что… мешаешь мне жить? — тихо, недоверчиво спросил Стас. Он тяжело сглотнул и начал хлопать себя по карманам; нашел зажигалку и пачку сигарет. Вытянул одну и щелкнул зажигалкой.
— Арес, ну зачем ты куришь? Это очень вредно.
— Мне жить вредно. Как я вообще бизнес построил, если мозгов кот наплакал.
Стас глубоко затянулся и выпустил дым, а потом сдавленно, тоскливо засмеялся. Выбросил сигарету и сгреб Сашу в объятия, утыкаясь лбом ей в макушку.
— Саша, я не могу так больше. Скажи мне, соври, если надо. Скажи мне, я прошу тебя, умоляю, — требовал он сбивчивым шепотом, и она зажмурилась от всплеска эмоций, задыхаясь от близости, от аромата сентября и Ареса.
Они простояли в каком-то непонятном ступоре с минуту, прежде чем она подняла взгляд на него, не пряча чувств. В его глазах смешались недоверие и боль, усталость и надежда. Все то же самое, что испытывала и она, каждый день, каждый минуту без него.
— Я люблю тебя, я тебя очень, очень люблю, — сказала она, облизав сухие губы.
— Саша… Господи, ну почему ты не сказала?!
— У тебя был серьезный, важный этап. Я не хотела навязываться.
— Знаешь, светлая моя, между навязчивой женщиной и навязчивой идеей — большая разница, — упрекнул он.
— А я для тебя навязчивая идея? — внаглую спросила она, наслаждаясь возможностью просто быть рядом с ним. Они осторожно трогали друг друга, едва касаясь кончиками пальцев, заново узнавая.
Стас не ответил. Вместо этого он отстранился и достал из кармана блейзера фотографию. Саша не сразу поняла, что это за снимок. Матовая бумага, края стерты…
Слезы снова комом встали в горле.
— Ты носил с собой мою фотографию?
— Я с ней жил.
— С ней? Не с женой?
— Я не женат.
Она закусила губу изнутри до крови, чтобы не разрыдаться от облегчения, и потянулась к переднему карману джинсов.
— Саша, а у тебя кто-то был… есть? — Стас едва не подавился этим вопрос, и она усмехнулась устало:
— Да, сейчас познакомлю вас.
У Стаса все краски с лица сошли, и взгляд заледенел мгновенно. Казалось, он потерял дар речи от неожиданности и не может вспомнить, как дышать. А Саша тем временем выудила из тесного кармана помятое изображение охранника, который ослепительно улыбался ей, и впечатала в грудь его живому оригиналу.
— Знакомьтесь, Стас Юрьич, — сказала она. — Это мужчина, с которым я прожила последние три года. Прошу не осуждать за плохое обращение, сожительство с фотографией под статью не подпадает.
Он отнял снимок от своей рубашки, и только сейчас Саша заметила, как сильно у Ареса дрожат руки. И какие сбитые у него костяшки…
По щекам Стаса текли слезы, поглощая искусственный свет фонарей.
Затаив дыхание, она провела пальцами сверху-вниз по его лбу с небольшим новым шрамом, по ресницам, когда Стас с тихим вздохом закрыл глаза, по щеке… а потом слизала с пальцев слезы и хрипло сказала, как завороженная:
— Соленые…
В тепле ее шепота зажглась искра, которую не погасили годы; она вспыхнула и поглотила их, и они едва ли осознавали, что все еще на улице. Стас, не глядя, сунул фотографии в карман пиджака, подхватил ее под бедра, отрывая от земли и вжал в себя, вдыхая аромат ее кожи, как последний источник кислорода.
