— Ты заболела? — скептически спросила она.
— Нет, Катюша, наоборот, иду на поправку, — улыбнулась Саня. — Врач прописал мне расслабиться, чтобы осанку не испортить. Вот, следую совету.
Впрочем, радикальных перемен не произошло. Когда в «Бронксе» Настя пыталась заставить ее спеть в караоке, то Саня не поддалась на провокацию: это уж как-то чересчур!
Их однокурсник, Валера Харитонов по прозвищу Лерос, тоже отвлекал Саню от тоски: брал с собой то на концерт, то на конференцию, если был свободный выходной. Валера учился на факультете международных отношений и иногда общался с ее отчимом: мечтал попасть в дипмиссию после университета. Саня ему всячески помогала. Лерос был белокурый красавец, спокойный и надежный. Женщинам он предпочитал мужчин, но ни с кем пока не встречался, сосредоточившись на карьере.
Отчим с мамой тоже всячески поддерживали, а главное — не лезли в душу. Они так и не спросили, почему Саня отказала Володе. Откровенно радовались и молчали, давая ей возможность выстраивать свою жизнь дальше. Она им не рассказала о своих чувствах к Стасу, но, кажется, они и сами догадались о причинах апатии. Отчим спросил:
— Тоскуешь, Санька?
— Да нет, просто немного устала за прошлый год, — врала она.
— Он в порядке, не переживай. Ему нужно было уехать, ты же понимаешь?
— Конечно. Я за него очень рада.
…Иногда Саня приходила на квартиру Цербера и Насти и засыпала там в гостиной на диване, в обнимку со старым рыжим котом.
Она подумала, что тоже стоит завести домашнее животное, и купила мейн-куна — котенка дымчатого оттенка, с кисточками на ушах. Вырастет огромный, как миниатюрная рысь. Саня назвала его Федором. Потом к семейству добавился и золотой ретривер, девочка Зара. Кактусы тоже разрослись не по-детски. В общем, стало больше хлопот, появилось, о ком заботиться.
Так прошла осень, наступила зима. Холодным декабрьским вечером, в субботу, после всех дел Саня в который раз приехала в квартиру Стаса. Она ее обставила к Новому году. Просто так, без веской причины. Теперь в спальне была полноценная мебель, но если Саня и оставалась здесь на ночь, то только в гостиной. Она надевала рубашку Стаса, которую нашла в шкафу, садилась среди подушек на полу, закрывала глаза — и слышала отчетливо, как в ту памятную первую ночь: «Уйди, или я тебя обижу, светлая моя».
«Я не уйду, никогда больше не уйду, ты только вернись домой», — просила она. А ответом была привычная пустота.
Браслет, который Арес подарил на ее двадцатилетие, Саня не снимала. Она случайно выяснила, что изящное украшение стоит целое состояние, но не могла запрятать его в сейф. Это была благодарность Стаса ей — за то, что спасла ему жизнь в ту предновогоднюю ночь. Спасла… Господи, она бы спасала его каждый день, лишь бы он был счастлив.
Она вспоминала заботливые руки, мягкий свет в зеленых глазах, и то, как вдвоем играли на синтезаторе, а потом обсуждали какого-нибудь давно забытого философа.
«Ведь это было лучшее время в моей жизни, а я даже не поняла…» — сокрушалась она.
Но Арес не связывался с ней, и Саня тоже держалась, потому что он так просил. Они попрощались, что еще можно было сказать друг другу?
* * *
— Стасик, ты слышал мой вопрос?
— Слышал. Ты хочешь ребенка. — Он снял хлопковую салфетку с колен и насмешливо посмотрел на свою спутницу, светскую львицу Соню Либерман. Хороша, даже очень, но в голове у нее пустовато.
— От тебя я готова забеременеть прямо сейчас. Что скажешь?
Зачем она говорит ему это все? Он типа должен обрадоваться и сотрясти стены рыком альфа-самца? Что за придурь.
— У меня гены порченные.
— А по-моему, шикарные.
Соню он не сразу вспомнил, когда она нарисовалась рядом с ним на бизнес-приеме в Сан-Франциско. Московская художница, тусовщица и вечная холостячка в поисках папика. Она была на пару лет старше Стаса, но выглядела моложе него. Он постарел за эти месяцы, работая по двадцать часов в сутки. А если выпадал выходной, то Арес как истинный деградант шел в бойцовский клуб. Бои без правил помогали справляться с ломкой по Саше. У него болели ребра, зато душа меньше корчилась. Он поистине нашел лучший способ спускать пар: за деньги выколачивать дурь из людей. В итоге бытие свелось к тому, что он пахал, как вол, дрался, как дворовый холоп, и спал, если лежать было не больно.
За три месяца Стас исколесил пол-Америки, устанавливая контакты с потенциальными партнерами для Терехова. Перекусить было некогда, не то что искать новых женщин. Он просто не мог пока. Близость с Сашей пропитала его ароматом цветущего сада, и марать эти воспоминания он был не готов.
Но время шло, и пора бы начать с нуля.
Например, стоило бы отправить Саше свадебный подарок, чтобы не думала, будто он на нее наплевал или чего доброго, обиделся. Стас даже даты не знал, никто с ним не говорил о Прохоровой. А он не спрашивал о ней. Это была закрытая тема, табу.
Да и с кем говорить-то? С Цербером? Тот в личной жизни был худшим советчиком. Повезло ему с Настей, которая взяла измором, а иначе так бы и пускал по ней слюни до сих пор.
Стас посмотрел на Соню и снова подумал, что это имя очень похоже на «Саня». К нему везде клеились напоминания о Прохоровой, как стикеры на холодильник.
Стас подал знак официанту, чтобы принесли счет. Жаждущая обзавестись потомством светская львица восприняла это как сигнал к наступлению: обед закончился, Стас собирался назад в офис, и стоило ловить момент. Она поднялась, призывно изогнувшись, пересела к нему на диван и со всей щедростью охотницы на хорошие гены уперлась силиконовой грудью ему в плечо.
Но рыжие волосы не были темными, циничный взгляд не обдавал теплом. Все не то. Не те. Ни одна была не нужна, даже на ночь. У него «не вставал», даже на грудь четвертого размера. Позвонил было в службу психологической помощи — сказали, это ментальный блок. Зашибись. Приплыли. Видно, это бумеранг за то, что называл Владимира импотентом.
Соня просунула руку ему под пиджак, обнимая, но чужое прикосновение не будоражило кровь. Наоборот, заныло отбитое накануне ребро.
Но опять же: пора вернуться к здоровой жизни, сколько можно нудеть, как князь Солнышко? Если с любимой женщиной не срослось, так почему не взять вот эту, которая всеми силами пытается поднять ему самооценку?
Ответ был простой: а потому что.
Стас достал из кармана телефон и, настроившись на волну беззаботности, набрал Церберу в Москву, и пофиг, что там ночь.
— Привет, брат, как жизнь?.. Слушай. Я тут вспомнил случайно, что у князя с Сашей свадьба… Она была уже или только планируется? Что-то я дату не записал перед отъездом. Неудобно. Хочу подарок отправить.
Цербер долго молчал. Кашлял, бормотал мантры какие-то. С Настей, что ли, шушукался? Послышались шаги, хлопанье дверью, гул улицы. На балкон вышел, что ли?
