Особенно отчетливо это видно на примере Розали Б., женщины, перенесшей летаргический энцефалит. Эта больная сутки напролет оставалась скованной болезнью – она часами сидела совершенно неподвижно, в полном оцепенении, прижав палец к дужке очков. Ее можно было поводить по коридору, и она покорно, как деревянная кукла, шла за провожатым, по-прежнему прижимая палец к очкам. Эта пациентка, однако, была очень музыкальным человеком и любила играть на фортепьяно. Стоило ей сесть за рояль, как рука, прижатая к очкам, тут же ложилась на клавиатуру, и больная начинала легко и бегло играть, лицо ее (обычно спрятанное за паркинсонической «маской») оживлялось и приобретало осмысленное выражение, в глазах вспыхивали чувства. Музыка освобождала ее от паркинсонизма, причем не только реальная игра, но и воображение музыки. Розали наизусть знала всего Шопена, и стоило нам, например, произнести: «Опус 49», как лицо больной оживлялось, и паркинсонизм пропадал на то время, пока в ее голове звучала Фантазия фа минор. Одновременно нормализовалась и ЭЭГ больной
[114].
Когда в 1966 году я начал работать в «Бет Абрахам», музыкой заведовала неутомимая Китти Стайлс, проводившая в клинике много часов в неделю. В палатах звучала музыка из радиоприемника или магнитофона, хотя самым мощным стимулом для больных была сама Китти. В то время далеко не у каждого был портативный приемник или магнитофон, а работавшие от батарей приборы были громоздкие и тяжелые. Теперь, конечно, все изменилось, и на один айпод размером со спичечный коробок можно записать сотни мелодий. Несмотря на то что такая доступность музыки может представлять определенную опасность (мне думается, что именно этим может быть обусловлен в наши дни рост заболеваемости музыкальными галлюцинациями и навязчивостями), но для больных паркинсонизмом эта доступность – неоценимый дар. Конечно, большая часть пациентов, с которыми я имел дело, находятся в клиниках для хронических больных и в инвалидных домах, но я нередко получаю письма от людей, живущих дома и нуждающихся лишь в небольшой посторонней помощи. Недавно Каролина Яне, психолог из Альбукерке, рассказала мне в письме о своей матери, которая – из-за болезни Паркинсона – испытывала большие трудности при ходьбе. «Я сочинила довольно бестолковую песенку под названием «Мама ходит» и записала ее на плеер, аккомпанируя себе щелчками пальцев. У меня отвратительный голос, но маме нравится его слушать. Плеер подвешен у нее на поясе, и она с помощью этой записи стала довольно неплохо самостоятельно ходить по дому».
Факт тот, что одна только музыка может освободить больного из тюрьмы паркинсонизма. Полезны также движения и физические упражнения любого рода. Но идеальным является сочетание музыки и движения, то есть танец (а танец с партнером или в группе предоставляет еще большие терапевтические возможности). Мадлен Хэкни и Гаммон Эрхарт из Сент-Луисской медицинской школы Вашингтонского университета опубликовали результаты своих исследований, касающихся не только непосредственного воздействия танца, но и продолжительного улучшения двигательной функции и уверенности в своих силах на фоне выполнения программы лечебных танцев. Авторы выбрали для лечения аргентинское танго и обосновывают свой выбор следующими соображениями:
«Аргентинское танго – танец, ограниченный в пространстве объятием или вспомогательным средством, в отличие от свинга или сальсы. Этот аспект особенно полезен для больных с нарушенным чувством равновесия, потому что партнер может обеспечить необходимую сенсорную информацию и физическую поддержку, что улучшает равновесие и уверенность в движениях. Па аргентинского танго состоят из упражнений в равновесии: шаги во всех направлениях, постановка одной ноги впереди другой, перенос тяжести тела с пятки на носок или с носка на пятку, порывистые движения к партнеру и от него, а также динамическое сохранение равновесия в определенных позициях. Техника исполнения танго развивает внимание во время выполнения движений, будь то повороты, шаги или сохранение равновесия в одной позе – или сочетание всех трех элементов сразу. …Аргентинское танго предоставляет обоим партнерам полную свободу в выборе последовательности движений. В отличие от вальса или фокстрота, в аргентинском танго нет жесткой последовательности шагов. Ведущий может вращаться на месте, перемещаться в любом направлении или покачиваться в такт музыке. Интерпретация темпа и ритма также целиком зависит от ведущего; все это прекрасно отвечает требованиям ведомого, потому что он может энергично двигаться, а может замирать на месте, не следуя за движениями ведущего. Пара танцующих вольна импровизировать, создавать собственный ритм, придерживаясь лишь общего размера музыки. Танцуя аргентинское танго, «ошибаются» редко…»
Аргентинское танго развивает когнитивные навыки, так как ставит перед танцором двойную задачу – определение направления движения и сохранение равновесия. Упражнение, призванное улучшить чувство равновесия, порождает способность к движению. К таким задачам относится ходьба по прямой линии, отработка различных поворотов, обдуманная постановка ног и поддержание позы во время движения. …Прикосновение другого человека, музыкальный ритм и новизна ощущений – все вместе производит целебный эффект.
Танец – исключительно важная часть музыкально-терапевтической программы в «Бет Абрахам», и я лично убедился в целительном воздействии танца на больных, перенесших летаргический энцефалит, и на больных, страдающих паркинсонизмом иного происхождения. Танец был эффективен у этих пациентов не только до того, как они стали получать леводопу (когда они, если не были полностью обездвижены, испытывали большие затруднения с ходьбой, поворотами и поддержанием равновесия), но и после наступления эры леводопы, когда у многих из них развилась хорея – внезапные, нерегулярные и неконтролируемые движения туловища, конечностей и лица – как побочный эффект лечения этими препаратами. Способность танца помогать таким больным контролировать движения была хорошо показана в документальном фильме, снятом в 1974 году (серия «Дискавери», «Пробуждения», Йоркширское телевидение).
