– А почему именно тогда?
– Я знала, что он болен, и хотела использовать, возможно, последний наш шанс донести до тебя правду. Я полагала, что за столько лет он уже мог бы тебе все как есть обо мне рассказать. Мне понятно было, почему он этого не делал, пока была жива твоя мать. Он пытался защитить и ее, и тебя. Но после того, как она умерла, я надеялась, он тебе что-то расскажет. Мне оставалось только ждать, зная, что я уже однажды сделала свой выбор и что с моей стороны было бы нечестно нарушить обещание, в самом начале данное твоим приемным родителям.
– Какое обещание?
– Что я никогда и ни при каких обстоятельствах не стану искать с тобой контакта. А они, в свою очередь, пообещали, что не расскажут о тебе моему дедушке. Как я уже говорила, он был чересчур непреклонен в своих взглядах на женщин, которые рожают детей вне брачных уз.
– Какие-то прямо драконовские взгляды!
– Да, именно так и было тридцать с лишним лет назад в сельских краях на юге штата.
– Я уже поняла для себя, что мне совсем не нравится Эдвард Картер.
– Не суди о нем чересчур строго. Он был человеком своего времени. Не идеальным, конечно. Но он старался сделать как лучше.
– Его «как лучше» означало, что ты не посмела сама меня растить.
– Я еще не готова была растить ни тебя, ни вообще какое-либо дитя. Меня тогда приняли в Школу права, и я отдавала себе отчет, что в ближайшие десять лет мне предстоят долгие часы кропотливой учебы и труда. Оливия сразу же это поняла. И теперь, оглядываясь назад, на те напряженные годы после твоего рождения, я понимаю, что у меня просто не оставалось бы времени на то, чтобы быть хорошей матерью.
У Либби в душе поднялся целый шквал эмоций, и не будь она столь выдержанным человеком, они, чего доброго, могли бы снести ее с ног.
– А кем был мой настоящий отец? Он знал о моем существовании?
– Да, он о тебе знал. И, веришь ты или нет, он с большой сердечностью отнесся ко мне, узнав, что я забеременела. Он послал мне деньги и помогал, насколько мог.
– Но он не захотел меня растить. Он что, был таким же молоденьким, как ты? – От гнева голос Либби сделался неровным, точно ломающимся.
Элайна сцепила руки на коленях и отвела плечи назад.
– Он был намного старше. И к тому же женат.
– Женат?
– Я вовсе не горжусь тем, что когда-то совершила. Можно было бы пуститься в объяснения «почему и зачем», но теперь это уже не имеет значения. Мне уже давным-давно следовало бы себя простить.
Для Элайны это был уже давно пройденный этап, однако Либби еще с трудом продиралась через новую для себя территорию.
– Кто он?
Элайна сделала глубокий, протяжный вдох.
– Твоим настоящим, биологическим отцом был доктор Аллен МакКензи.
Услышав папино имя, Либби почувствовала себя так, будто ей крепко бухнули кулаком по голове.
– Повтори еще раз.
– Твой папа и был твоим настоящим, биологическим отцом.
Либби откинулась назад, вжавшись хребтом в спинку стула.
– Не понимаю, как такое возможно?
– Я училась в колледже на последнем курсе и приезжала домой на каникулы. В перерывах между семестрами работала в медицинской приемной у своего дедушки. А у твоего отца дальше по коридору был педиатрический кабинет. Дедушка всегда хотел, чтобы я стала врачом, а потому пристроил меня стажером в приемную к твоему отцу. У твоего папы было прекрасное чувство юмора, и он необыкновенно любил детей.
– Да, мне все у нас говорят, каким он был добрым.
– Да, он был добрым и великодушным. Пожалуйста, никогда не упускай это из виду.
– То есть он изменил моей матери?
– Лишь однажды. У твоей матери тогда был новый курс медикаментозной терапии, и твоего отца она к себе не подпускала. Он ходил как в воду опущенный. А я тогда рассталась с парнем из колледжа. И так случилось, что у нас обоих настал момент, когда мы потеряли бдительность.
От слез у Либби перехватило горло.
– И где это случилось?
– В Вудмонте. Я забыла в кабинете бумажник, и он привез его мне домой. Бабушка с дедушкой оказались в отъезде, и дом был целиком в моем распоряжении. Я пригласила его войти, угостила пивом. И как-то все так быстро перешло от одного к другому… На следующее же утро я уволилась с работы, и в следующие полгода мы ни разу с ним не виделись.
– И ты с первого же захода понесла?
– Да. У меня никогда не было проблем забеременеть.
Либби шумно втянула носом воздух.
– Как жаль, что я этого не унаследовала.
– Мне тоже очень жаль. Когда мы с твоим отцом встретились осенью за ланчем, он говорил мне о твоих проблемах. Сразу должна заметить, Тед о нашей с ним встрече знал.
Либби прижала кончики пальцев к вискам.
– И когда ты сообщила моему отцу, что беременна?
– Я была уже на шестом месяце. Оливия настояла на том, чтобы я сообщила об этом отцу ребенка. И я позвонила ему.
– И что было после того, как ты ему обо мне сказала?
– Он немедленно приехал в Нью-Джерси, даже мысли не допуская, что я могу врать. Спросил, как я намерена поступить дальше, и когда я сказала, что подумываю отдать ребенка в приемную семью, он тут же заявил, что хочет тебя удочерить. Сразу я на это не согласилась, но чем ближе подходил срок родов, тем разумнее мне это представлялось. Так я всегда буду знать, где ты. К тому же я ничуть не сомневалась, что твой отец будет очень тебя любить.
– А моя мать знала о вашем грехе?
– Отец твой сказал, что ничего ей не рассказывал. Он не хотел сделать ей больно. К тому же он надеялся, что, отдав дитя ей на воспитание, сумеет как-то исправить нашу с ним оплошность.
– Да ну!
– Не стоит думать о нем плохо. Он в самом деле сделал все как лучше.
У Либби все тело словно онемело – как будто она заглотила целый галлон новокаина.
– Мне кажется, насчет моей матери ты ошибаешься. Она все знала.
Элайна насупила брови.
– Твой отец мне клялся, что она не в курсе.
– Она была проницательной женщиной, – с тоской покачала головой Либби. – А еще я помню: она постоянно возила меня в Вудмонт. Она частенько говорила мне, что это поместье – важная часть истории.
– Скорее всего, она говорила это в общих чертах.
– Нет, я так не думаю. Если бы она ничего не знала, то не стала бы меня так разодевать для поездок в Вудмонт и вообще так с этим суетиться. Мне кажется, она надеялась, что нас увидит твоя бабушка. Наверное, мама хотела, чтобы та знала, что такой человек, как она, способен достойно воспитывать ребенка.
