В январе 1810 года ожидали приезда в Тифлис митрополита Генатели с объяснениями царя Имеретинского.
Митрополит известен был как человек преданный России, и потому, надеясь, при предстоявших переговорах, воспользоваться тем влиянием, которое имел он на царя и народ имеретинский, Тормасов поручил Симоновичу настаивать, чтобы митрополит был как можно скорее отправлен в Тифлис, но царь Соломон, вместо Генатели, прислал митрополита Сафрония и с ним князя Ростома Абашидзе и протопопа Габаони Николая. Присланные передали Тормасову письмо, в котором Соломон жаловался, что не он, а главнокомандующие постоянно нарушали заключенные с ним условия подданства; что до сих пор не отдают в его управление Лечгума и что по трактату должно быть в Имеретии только 120 человек русских солдат, а теперь их там множество. Царь писал, что, по заключенному условию, войско должно быть расположено там, где он пожелает, а его ставят где хотят; что русское правительство уничтожает власть царя, приказавшего запечатать одну лавку в Кутаисе, а ее распечатали и товары отдали хозяину; что самого Соломона выгнали из Кутаиса и во дворце его поместили солдат, которые грабят жителей, бьют князей и живут там с наложницами-служанками, отнятыми у имеретинских князей.
Соломон говорил, что он сохранит верность только тогда, когда будет заключен новый трактат о подданстве, проект которого и посылает главнокомандующему. В основание новых условий подданства была положена полная независимость в управлении и присоединение к Имеретин Гурии и Лечгума. Соломон требовал, чтобы в его царстве было столько русского войска, сколько признает нужным он сам; чтобы главнокомандующие оказывали ему помощь войсками, в том случае, если бы царю вздумалось с кем-либо поссориться; чтобы никто не смел вмешиваться в его внутреннее управление страною и он мог бы сноситься прямо с императором, помимо главнокомандующих. Царь просил прислать ему царские регалии и назначить особу от нашего двора, для постоянного пребывания в Кутаисе, в качестве министра. За все это Соломон обещал признавать над собой верховную власть русского императора, упоминать в церквах в торжественные дни его имя и при движении войск через Имеретию давать провиант за русские деньги. Что же касается до отправления депутатов в Петербург, то Соломон отказывался послать тех лиц, которые были избраны главнокомандующим, а назначил их по своему усмотрению.
«О депутатах же разумею, – писал он Тормасову, – что правило должно быть таково, чтобы царскими депутатами были те лица, на которых может успокоиться мысль царя их, но, из уважения к вам, пусть один будет назначен по вашему выбору, а остальные будут избраны мною и отправятся по утверждении высочайшей грамотой сих новых пунктов. Относительно аманатов никогда мной не было говорено ни вашим предместникам, ни здесь находящимся военачальникам. Да и к чему нужен мой аманат великому императору? Если же где-нибудь есть мое письмо об отдаче аманата, кроме отказа в этом, то я представлю его (аманата) вашему высокопревосходительству»
[386].
Такое заявление царя не показывало в нем желания подчиниться требованиям русского правительства, а из слов митрополита Сафрония можно было заключить, что Соломон не только не решится послать депутатов, но и не согласится на отправление Генателя в Тифлис.
Считая личное свидание с митрополитом самым лучшим средством к склонению Соломона исполнить наше требование, Тормасов поручил полковнику Симоновичу вновь настаивать на том, чтобы митрополит Генатель был как можно скорее отправлен в Тифлис, и, в случае несогласия царя на такую посылку, приступить к исполнению предположений об удалении Соломона из Имеретин, то есть, при помощи войск, стараться захватить его в свои руки. Опасаясь, однако же, чтобы эта последняя мера не вызвала замешательств в Имеретин, главнокомандующий употребил все средства к тому, чтобы предварительно ослабить власть и значение царя и подготовить население к перемене правительства. Он отправил в Имеретию грузинских князей Елизбара Эрнстова, Давида Тарханова и капитана Амереджибова, с тем чтобы облегчить деятельность полковника Симоновича. Имея родственные связи и знакомства в Имеретин, князья эти могли оказать значительное содействие в организации приверженной нам партии, в состав которой предполагалось привлечь прежде всего духовенство, отличавшееся наибольшим влиянием на народ.
Независимо от этого Тормасов признал полезным внушить владетелю Гурии, что если он отложится от царя и обяжется быть непоколебимо верным России, то может рассчитывать на утверждение независимым правителем Гурии, причем ему предоставлены будут все те права, которыми пользуется владетель Мингрелии. Князь Мамия Гуриель тотчас же отозвался на это предложение и прислал просительные пункты о принятии его в подданство России.
Признание самостоятельности Гурии хотя и значительно ослабляло Соломона, но, не довольствуясь этим, Тормасов намерен был отвлечь от власти царя и рачинских князей, довольно сильных в Имеретин. Князь Зураб Церетели, так много обещавший, но мало сделавший, и на этот раз был избран орудием для исполнения намерений главнокомандующего. Ему было объявлено, что теперь наступила пора действий, что если, по его внушению, князья Рачи отклонятся от повиновения царю, то князь Церетели будет назначен правителем этой области и ему будет отдана половина имений царевича Константина. Точно так же полковник Симонович был уполномочен обещать большие награды всем тем князьям, которые перейдут на нашу сторону, и с этой целью ему отпущены значительные деньги и дорогие вещи для подарков
[387].
Разрешая не стесняться в употреблении денег и подарков, Тормасов надеялся, что, при известной жадности имеретин ко всякого рода приобретениям, Симоновичу удастся склонить на свою сторону лиц самых приближенных к царю, и в том числе князя Леонидзе, обращавшего на себя особенное внимание главнокомандующего. Будучи ближайшим советником царя и главным виновником его нерасположения к России, Леонидзе был человек пронырливый, хитрый, привыкший к разным превратностям в жизни, изменявший нескольким царям Грузии и Имеретин, и к тому же жадный и корыстолюбивый. Дочь Леонидзе была замужем за грузинским князем Меликовым, а сын – в тифлисском училище. Эта нравственная связь, так сказать, зависимость от Тифлиса, где было средоточие русской власти, служила некоторым ручательством, что его можно склонить на нашу сторону. Считали возможным, обещая значительные награды или известную сумму денег, убедить Леонидзе выдать нам Соломона, но на деле мера эта оказалась весьма трудно исполнимой. Леонидзе понимал, что никакие награды не дадут ему того положения, которое он занимал при царе безграмотном, а сумма денег и ценность подарков никогда не дойдут до той цифры, которую он мог получить при помощи грабежа, прикрытого именем царя Имеретинского.
Грабеж и легкость наживы были главнейшей причиной тому, что все ближайшие советники царя постоянно восстановляли его против России и уговаривали не исполнять наших требований. В подчинении Соломона русскому правительству они видели ограничение их произвола, насилий и потому уклонялись постоянно от переговоров с представителями русской власти.
