Хотя переговоры с ахалцихским пашой не привели ни к какому конечному результату и были скоро прерваны, но они принесли нам ту пользу, что Селим прекратил хищнические вторжения в Грузию, отказал в помощи Соломону и, предоставив его собственным силам, сделал царя Имеретинского совершенно безвредным для нас. Сам по себе Соломон не мог предпринять ничего решительного и принужден был ограничиться возмущением жителей Мингрелии и Гурии.
Между тем генерал-майор князь Орбелиани, видя также, что и его переговоры с Кучуком не обещают успеха и что владетель Поти также весьма далек от вступления в подданство России, решился действовать открытой силой и взять крепость с боя. Дружественные отношения Кучука к Арслан-бею и помощь, оказанная владельцем Поти Сухумской крепости, были достаточным поводом к тому, чтобы признать Кучука неприятелем России. Имея сведение, что в потийской крепости находится не более 400 человек гарнизона, генерал-майор князь Орбелиани выступил, 12 августа, из Редут-Кале с отрядом, в котором находилось шесть рот Белевского полка, рота 9-го егерского, 50 казаков, пять орудий и князья мингрельские, абхазские и гуриельские со своею конницей.
На следующий день князь Орбелиани подошел к Поти совершенно скрытно, что весьма удобно было сделать, ибо сплошной лес подходил тогда с трех сторон под самый форштадт крепости. Переправив на противоположный левый берег р. Риона три роты, часть мингрельских и абхазских войск, Орбелиани приказал им занять позицию в трех верстах от крепости, а сам в тот же день спустился с остальным отрядом вниз по Риону на пароме, так как по тому пути, по которому шли три роты, невозможно было провезти орудий. На правом берегу реки было оставлено только одно орудие с прикрытием для обстреливания форштадта. Для обеспечения себя со стороны Батума и воспрепятствования туркам подать помощь осажденным были поставлены на правом берегу братья Гуриели с их милицией, замененной потом казачьими наблюдательными постами.
В тот же день, вечером, 13 августа, инженер-подпоручик Фрейман, которому поручено было орудие, построил на левом берегу Риона батарею для обстреливания крепости и форштадта. Работа эта производилась под прикрытием орудий, поставленных на правом берегу реки. Меткий огонь этого единственного орудия заставил турок очистить форштадт и укрыться в строениях, ближайших к крепости. Тогда, 14 августа, мингрельцы, под командой князя Дадиана, и абхазцы, под начальством князя Шервашидзе, были посланы занять форштадт, причем для подкрепления милиции были двинуты по одной роте 9-го егерского и Белевского полков, под командой майора Реута.
После незначительного сопротивления со стороны турок форштадт был занят с весьма небольшой потерею с нашей стороны
[357] и войска еще ближе придвинуты к крепости. Они обложили ее с трех сторон и, чтобы воспрепятствовать сообщению гарнизона с морем, заложили у правого устья Риона батарею, которая и была окончена в тот же день. Через неделю, 23 августа, была построена еще одна батарея, по своему положению особенно вредившая крепости. Огнем этой батареи многие орудия неприятеля были подбиты, но, к сожалению, в отряде стал ощущаться недостаток в боевых припасах. Под конец осады недостаток этот был так велик, что заставил князя Орбелиани лить на месте медные ядра из старых пушек и колоколов, доставляемых в отряд с особенной готовностью и предупредительностью правительницей Мингрелии и сыном ее, князем Леваном Дадиани
[358].
Независимо от доставки таких материалов, правительница Мингрелии во все время осады снабжала отряд всем необходимым. «Она, – писал впоследствии Тормасов, – снабжала наш отряд несколько раз порцией, поставляла всегда рабочих людей, сколько оных ни было требовано, без всякой заплаты и из единого своего усердия и, наконец, чтобы подать пример сыну своему и войскам мингрельским к твердости и верной службе, неоднократно с опасностью в жизни приезжала в войска, осаждавшие крепость, и даже находилась при работах, производимых в устроении батарей, каковой твердости духа и истинной преданности еще никогда не было здесь примера»
[359].
При содействии правительницы мингрельцы и гурийцы оказывали действительную помощь нашим войскам в осаде Поти. Видя рвение всех чинов отряда, князь Орбелиани уверял Тормасова, что, сколько бы ни продолжалась осада, крепость все-таки будет наша, и просил о скорейшей доставке снарядов, которые и были отправлены из Тифлиса, на вьюках. Транспорт этот, следовавший под прикрытием 60 человек конвойных, был встречен на границе и окружен имеретинами, высланными царем Соломоном. Шесть дней транспорт этот должен был отбиваться от шайки разбойников и оставаться на месте до прибытия подкреплений.
Для подкрепления генерал-майора князя Орбелиани были отправлены сначала две роты Кабардинского и одна рота 9-го егерского полков, под командой майора князя Орбелиани, а вслед за тем послан полковник Симонович с двумя батальонами Кавказского гренадерского полка, с тем чтобы он, во-первых, спешил к Поти, а во-вторых, решил участь Соломона, «закоснелого в непокорности и вредных замыслах против войск его императорского величества».
Удовлетворяя просьбе князя Зураба Церетели и отправляя в Имеретию полковника Симоновича, главнокомандующий послал туда же и зятя Церетели, князя Тарханова, давно уже бывшего посредником во всех переговорах по устройству имеретинских дел. «Сей человек, – писал Тормасов Симоновичу, – как поверенный между мной и князем Зурабом Церетели, равномерно известен о важности возлагаемого на вас поручения, а потому и можете ему вверяться по сношениям вашим с князем Зурабом Церетели, с которым по окончании экспедиции на Поти, а не прежде, вы должны будете действовать соединенно и по взаимному совету предпринять решительное дело против известного вассала России, носящего имя премудрого Соломона»
[360].
Симоновичу приказано употреблять сначала меры кротости и снисхождения, но если затем, говорил главнокомандующий, «признаете меры сии недействительными и увидите невозможность, чтобы нечаянно, без дальних последствий, овладеть особой, именуемой высочеством, то разве тогда приступите к обыкновенной военной решимости и истощите все способы, чтобы положить конец гнездящимся уже пять лет беспокойствам в земле, управляемой премудрым, который, по злобе и недоверчивости своей к российским войскам, предпочитает своей столице обыкновенную резиденцию свою в болотах, лесах и горах, откуда вам должно будет его освободить». При этом князю Зурабу Церетели сообщено, чтобы он приготовил духовенство и народ к тому «перелому», который при соединенных его с Симоновичем действиях должен был воспоследовать в «некотором царстве».
Решаясь действовать энергически и открыто, Тормасов не считал нужным скрывать от Соломона, что ему известны все проделки его и поступки, враждебные России. «Полагаю, – писал он царю Имеретинскому, – что, может статься, не дошло еще до сведения вашего высочества, что неизвестно какие люди, но по примечаниям должны быть некоторые легкомысленные и ветреные хищники из имеретинских деревень, собравшись на границе Имеретин, неприятельски окружили было пороховой транспорт, из Сурама следовавший в Мингрелию, кои, однако же, оружием были отражены, и транспорт пришел благополучно. А потому, не могши пройти сего в молчании, я долгом моим счел при сем случае донести вашему высочеству о таковом происшествии, случившемся на самой границе Имеретинского царства. Впрочем, уповаю, что, конечно, ваше высочество охотно будете со своей стороны содействовать отправленным ныне войскам и по присяге своей не отречетесь доставить им нужные пособия»
[361].
