Отделив от власти имеретинского царя Гурию и Рачу и заключив его в незначительном пространстве остальной части Имеретин, можно было двинуть войска к его убежищу и надеяться захватить в свои руки
[346]. Но для этого необходимо было убедиться в том, что преданные нам лица не откажут в своем содействии. Ввиду этого Тормасов потребовал от князя Зураба Церетели письменного заявления о желании его содействовать удалению Соломона из Имеретин, но Зураб отвечал весьма уклончиво.
«За счастье признаю, – писал он, – что по своему выбору остаюсь верным славнейшему государю, ради чего каждый час кровь моя и моих детей готова пролиться. Все доныне бывшие в Грузии государевы начальники признавали меня усердным: покойный князь Цицианов ценил мои слова и отзывался обо мне как об особе, достойной доверия; также и граф (Гудович) и покойный генерал Рыкгоф. Но вы еще не знаете меня, и если донесение мое вызовет ваше благоволение, то вы убедитесь, действительно ли я усерден»
[347].
Это усердие прежде всего проявилось в том, что Церетели предлагал главнокомандующему войти в сношение с ахалцихским пашой и при его посредстве овладеть Ахалцихом. Не отвечая прямо на вопрос, князь Зураб писал, что паша приглашал к себе его сестру для переговоров по этому делу. Предлагая затем содействие к покорению Абхазии, князь Церетели вскользь говорил о своей готовности принять участие в деле умиротворения Имеретин.
«За мою к вам верность, – писал он, – от меня отобрали имение и лишили должности, которую я имел – хотя еще не вполне, но намерены. Я постоянно тревожусь мыслию об убийстве, и от вас не имея никакой силы, ни на что не могу решиться, ибо страшусь невинного умерщвления. Когда ваша сила будет в моих руках, тогда явно начну действовать и по ахалцихскому делу и со всех сторон; тогда увидите совершение дел. Если вы согласны на мое представление, то пожалуйте мне один полк с Симоновичем, или другим хорошим человеком – генералом или шефом, приказав ему действовать так, как я ему скажу; вместе с тем, отпустите и деньги и тогда думайте, что дела уже совершены, – так оно и будет. Дайте мне ответ поскорее и в случае вашего согласия на мое представление, пусть отряд прибудет в Сурам, и как только я буду о том извещен, переведу его в Имеретию. В противном случае, скажите мне напрямик, что ничего этого не хотите, тогда и я поберегу себя от смерти. Какое приращение государю, если они ни за что убьют меня; однако же, я не прочь и от этого.
Так как в ахалцихском деле участвует сестра моя, то вам известен азиатский обычай: когда большая особа отправляется к другой такой же особе, то нужны подарки ей, жене, детям, невесткам и путевые издержки. Теперь сестра моя находится в бедном доме, а потому все это понадобится, когда поедет; в противном же случае, вы получите подарки обратно. Еще паша (ахалцихский) велел сказать: если вы не от себя затеваете со мною дело, а от государя, то почему не получаю от него письма и знака? Я ему отвечал: пока не кончится, ничего не будет. Поэтому пришлите мне кинжал или хорошую табакерку высокой цены, для отсылки к паше».
Уклонение князя Зураба Церетели от прямого ответа на заданный ему вопрос показывало, что его нельзя еще считать в числе деятельных и энергичных противников, готовых на удаление царя, и что дело об умиротворении Имеретин приходится отложить до более удобного времени, когда представится возможность значительно усилить находящиеся там войска и действовать открытой силой. При тогдашнем положении дел Тормасов, занятый действиями против персиян, не имел возможности отделить от себя ни одной роты и потому принужден был употреблять слова и убеждения там, где недоставало силы оружия. Он просил князя Зураба Церетели, чтобы он, пользуясь настоящим промедлением, занялся исполнением своего обещания и склонил на нашу сторону своего племянника владетельного князя Гурии, рачинских князей и имеретинское духовенство; словом, чтобы он был готов к тому времени, «когда войдут северные орлы в царство премудрого в древности Соломона».
Наблюдая только за тем, чтобы до наступления такого времени волнение в Имеретин не усилилось и дело оставалось в том положении, в каком было, главнокомандующий предписал генерал-майору князю Орбелиани прекратить с царем всякие сношения и отправиться в Редут-Кале, где присутствие его было необходимо, так как турки приготовлялись к военным действиям и намерены были напасть на Редут и вторгнуться в Мингрелию.
Поручая князю Орбелиани защиту всего того края, главнокомандующий выражал уверенность, что при содействии мингрельских войск Орбелиани не только отразит турок, но и приобретет крепость Поти. «Употребите при том все меры, – писал Тормасов, – чтобы каким-нибудь путем достать в наши руки крепость и пристань Поти; на сие вы можете употребить хитрость, обещания, деньги и силу оружия, если только уверены будете в удаче. Впрочем, предварительно можете надеяться, что исполнение сего заслужит особое к вам высочайшее благоволение. Затем, не останавливайтесь также окончанием дела с абхазским владельцем Сефер-Али-беем, и старанием привлекать на его сторону других частных абхазских владельцев, для поддержки его»
[348].
В Абхазии происходила в то время междоусобная война двух братьев за право владения страной после смерти Келеш-бека.
Возвратившись домой, ночью 2 мая 1808 года, со званого вечера, Келеш-бек при входе в переднюю, в сопровождении одного из своих сыновей, Батал-бея, был встречен на пороге пистолетным выстрелом сына своего Арслан-бея. Направленный в отца выстрел попал в сына его, и Батал-бей был тяжело ранен. Вслед за тем в самого Келеш-бека последовало четыре выстрела из рук скрытых злодеев, в числе которых главным был Бежан Шервашидзе, брат Манучара Шервашидзе, зятя владетельницы Мингрелии. Отцеубийца с давнего времени вышел из повиновения отца и искал его смерти, но все покушения оставались безуспешными. Наконец, под личиной чистосердечного раскаяния, Арслан-бей возвратился под кровлю отца, успел приобрести его доверенность, а вместе с тем приискать удобный случай привести в исполнение свой зверский умысел. Злоумышленники умертвили еще двух сыновей Келеш-бека, а Арслан-бей подошел к убитому отцу и изрубил его саблей. Умерший владетель заранее избрал своим наследником сына Сефер-Али-бея и, как бы предчувствуя скорую кончину, просил его «быть в повиновении его императорского величества и изыскивать его высокое покровительство»
[349].
Опозоривший семейство и преследуемый старшим братом Сефер-Али-беем, Арслан заперся в Сухумской крепости. Не имея достаточно средств к тому, чтобы выгнать брата из крепости, Сефер-бей прислал два прошения: одно на имя императора Александра, а другое графу Гудовичу, с просьбой принять его в подданство России. Он обещал принять православную веру со всеми князьями и народом, просившим избавить Абхазию от подданства Турции. Сефер-Али-бей писал, что он давно уже перешел в православие, но не решался объявить об этом, опасаясь огорчить тем своего престарелого отца
[350].
