Князю Орбелиани поручено было исполнять все просьбы и желания Соломона, за исключением просьбы о выводе войск из Кутаиса. Ему запрещено употреблять силу, а нужно употреблять вам, писал граф Гудович, «самые секретные пружины, через которые могли бы вы приблизиться к своей цели»
[343].
Орбелиани должен был под каким-либо предлогом вызвать Соломона в Кутаис, но если бы он не согласился туда приехать и продолжал бы скитаться по-прежнему по лесам и деревням, то решено было действовать на его приближенных и самого главного из них – князя Зураба Церетели. Склонив их на выдачу царя, Орбелиани должен был, согласно воле императора, отправить его в Тифлис со всем семейством и наследником, царевичем Константином.
Прибыв в Имеретию, Орбелиани нашел Соломона скрывающимся в лесу и окруженным толпой около 1000 человек вооруженных имеретин. Сообщив, что приехал в местопребывание царя потому, что имеет письмо от графа Гудовича, князь Орбелиани долгое время не мог добиться свидания: царь не ехал к нему и не допускал к себе, опасаясь, как потом открылось, многочисленных русских войск, будто бы скрытых в лесах, с целью схватить царя со всем семейством.
Три дня Орбелиани объяснялся с Соломоном через разделявшую их реку и наконец на лодке, охраняемой караулом, был переправлен на противоположный берет. Свидание его с царем не привело ни к каким результатам. Соломон не соглашался приехать в Кутаис, ссылаясь на дурной там воздух и свое слабое здоровье, требующее жизни в горах. В ответ на письмо главнокомандующего царь по-прежнему требовал уступки в его владение Лечгума и вывода войск из Кутаиса.
– Если вам угодно, чтобы я отправил депутатов к высочайшему двору, – говорил Соломон, – то исполните присягу, подписку и слово, данное князем Цициановым, отдайте Лечгум в мое владение, напишите новые условия подданства и выведите войска из Кутаиса, – тогда отправлю депутатов. Если из этих просьб моих ни одна не будет исполнена, то мне невозможно служить войску российскому (России).
Соломон прислал к Тормасову князя Зураба Церетели, с поручением упросить главнокомандующего удовлетворить все его желания, и тогда обещал приехать в свою столицу.
По-прежнему двуличничая и желая показать свою преданность русскому правительству, князь Церетели говорил, что Соломон, по слабости своего характера, лично не заслуживает никакого внимания и обыкновенно следует советам своих приближенных, имеющих на него влияние. При таком положении дел князь Зураб считал полезным, чтобы главнокомандующий обратился с своим воззванием к духовенству и князьям и призвал их к единодушному соединению на пользу Имеретин и к безусловному исполнению воли императора
[344].
Оставляя эту меру как последнее средство, главнокомандующий отправил, однако же, прокламацию к генерал-майору князю Орбелиани, но с тем, чтобы он обнародовал ее в том случае, если Соломон вновь откажется исполнить наши требования. С князем же Церетели Тормасов отправил письмо, в котором требовал, чтобы царь переехал в Кутаис, прислал аманатов в Тифлис и отправил в Петербург депутатов, в числе которых должен быть непременно и князь Зураб Церетели.
Получив это письмо и углубившись еще далее в горы, Соломон обещал прислать ответ на требование главнокомандующего не ранее как через десять дней. Между тем обещанный срок прошел, а ответа не было; тогда генерал-майор князь Орбелиани обнародовал прокламацию главнокомандующего, но она не произвела ожидаемого действия. Напротив того, приверженцы успели внушить Соломону, что русское правительство уничтожает власть царя, не признает его более законным владетелем и обращается прямо к духовенству, князьям и народу с такими требованиями, исполнение которых принадлежит лично царю.
Соломон поверил этим внушениям и в лесах, которые в течение двух лет служили ему убежищем, собрал для совета большую часть князей и вооруженного народа, чтобы спросить собравшихся, желают ли они иметь его царем, и увериться в их преданности.
Подарками и допущением своевольства царь думал привлечь на свою сторону имеретин, в чем на время и успел. Привыкшие к своеволию князья боялись русского правления и готовы были защищать Соломона.
«Всех князей, – доносил князь Орбелиани, – и дворянства внушать в царя противные мысли заставляет и то, что народ сей теперь пользуется от него всем тем, что ему угодно, и царь всякого удовлетворяет требование, хотя и поневоле; притом же, привыкший к своевольству и грабежам, страшится и того, что царь, вступив в совершенное подданство с исполнением обязанностей российскому императору, будет иметь от Его Величества и во всех случаях защиту и поддержку, а они должны оставаться тогда без уважения царем, тем более что царь тогда будет над ними сильнее и не будет иметь нужды всякого удовлетворять желание, как делает он теперь. Сверх того, всякому известно, что тогда сделанное каким бы то ни было князем убийство или грабительство наказуемо будет по справедливости, и всякий виновник не останется без должного воздаяния. Сии причины недоброжелателей царя, князей и дворянства вооружают к недопущению царя до его обязанности, и народ сей, обыкший к разным своевольствам, не хочет быть некогда ограниченным в своих буянствах».
Князь Зураб Церетели, по совету которого была написана прокламация, не принимал никаких мер к содействию нашему правительству и устранил себя от деятельности, а князь Орбелиани не успел составить партии нам преданных, ни внушить к себе доверенности царя Соломона. Фамильная вражда, существовавшая между домами князей Орбелиани и Церетели, разъединяла деятельность этих лиц настолько, что первый, встречая повсюду препятствия, просил Тормасова об отозвании его в Грузию, но главнокомандующий, не согласившись на это, предлагал ему, оставив все частные неудовольствия, соединиться с Зурабом и действовать единодушно.
Тормасов поручал князю Орбелиани быть снисходительным к Соломону только тогда, когда он будет иметь верную надежду, что снисхождением будет достигнуто удовлетворение наших требований относительно отправления ко двору депутатов и присылки аманатов в Тифлис; в противном же случае действовать решительно и, оставив дальнейшие объяснения, потребовать категорического ответа: будут ли отправлены депутаты или нет? Если не последует ответа через три дня, – или особа сия, полагаясь на леса, болота и горы, служащие ей убежищем, вздумает объявить нам решительное свое несогласие», то прекратить всякие сношения с Соломоном. «В то время я приму другие меры, – писал главнокомандующий, – и начну объясняться иным манером, когда кроткие меры были не сильны обратить сего вассала к повиновению и исполнению своих обязанностей»
[345].
Между тем имеретинский царь решительно отказывался отправить депутатов в Петербург и высказывал явное недоброжелательство к России. Ни обещания, ни ручательство, ни, наконец, снисхождение не могли переменить его недоверчивость и обратить на путь истины. Преданные нам лица, архиепископы Кутатели и Генатели, сознавались в своем бессилии склонить царя переменить свой образ действий. Удалить Соломона из Имеретин без употребления открытой силы было невозможно, так как, окруженный постоянно вооруженною толпой, он скрывался в труднодоступных лесах, болотах или в горах. Надо было изыскивать иные средства к тому, чтобы захватить царя в свои руки. Князь Зураб Церетели предлагал поставить под каким-либо предлогом русские войска в его имении и обещал прежде всего отклонить от повиновения царю племянника своего, владетельного князя Гурии, а потом восстановить против Соломона притесняемых им сильнейших князей Рачинского округа.
