Зная коварство тегеранского двора и его двуличность, Тормасов признавал необходимым, не прекращая переговоров о мире, сосредоточить все свободные войска в таком пункте, с которого можно бы было при первой надобности действовать как против Персии, так и против Турции. С последней хотя и было заключено перемирие, но поведение Порты было таково, что на благополучный исход мирных переговоров рассчитывать было нечего. Правительство султана не имело чистосердечного намерения вступить в мирные соглашения с русским правительством и, заключив перемирие, втайне употребляло все средства к тому, чтобы возбудить подвластное нам магометанское население к восстанию против России. Поводом к такому возбуждению было прекращение наших сношений с горцами, по причине заразительной болезни, появившейся в разных местах среди туземного населения.
Прежде всего эта болезнь появилась за Тереком и за кордоном Кавказской линии, расположенным в селение Эндери, а потом в деревнях, принадлежавших аксаевцам и костюковцам
[323]. В Кабарде зараза особенно сильно свирепствовала в так называемых Чегемских горах. В предохранение от распространения болезни, в наших селениях и станицах были устроены карантины: в селении Прохладном, близ Георгиевска, и между Константиногорским и Кумским штерншанцами. Турки старались воспользоваться последним распоряжением нашего правительства и выставляли карантины новым стеснением со стороны России. Лишенные временно свободного сообщения с нашими пограничными селениями и городами, горцы волновались.
Жители селения Эндери и кабардинских аулов отправились в Чечню для возмущения тамошнего населения против России. Они взяли с собой фирман султана, полученный ими через закубанцев, фирман, просивший помощи вольных народов против врагов мусульманства. Султан обещал помочь своим единоверцам порохом, свинцом, оружием и подарками, лишь бы только они соединились воедино для совокупного действия против «пришельцев с севера». Кабардинские муллы собирались на совещания, проповедовали священную войну и, удерживая народ от сношений с нами, как с христианами, требовали признания русских врагами. По проискам кабардинского духовенства ингуши стали переходить в магометанство, строили мечети и дали присягу действовать враждебно против русских. Все захваченное у нас в добычу ингуши постановили делить между собой, уступая каждый раз пятую часть на долю мулл. В пользу последних они обязались давать с каждого двора по 50 мер пшеницы, проса и ячменя. Кто не исполнит такого условия, от того народ решил отобрать все имущество и скот.
Не ограничиваясь возмущением подвластного нам населения, Порта вступила в соглашение с тегеранским двором и при посредстве английского посольства заключила дружественный союз с Персией.
Около этого времени прибыл в Тегеран английский посланник Гарфорт Джонс. Представитель народа, враждебного России и Франции, Джонс был отправлен с целью не допустить Персию до заключения мирных условий с нами и союза с Францией. Он предложил Баба-хану выслать из Персии французское посольство и обещал за это значительную сумму денег, обещал уступить часть владений в Индии и построить для персиян флот на Каспийском море. Отклоняя тегеранский двор от заключения мирных условий с Россией, Джонс содействовал заключению союза Персии с Турцией. Оба государства постановили употребить все средства к тому, чтобы одновременно поднять знамя бунта на всем протяжении наших владений между Черным и Каспийским морями. Турецкие эмиссары явились в Имеретин, Мингрелии, Гурии и Абхазии, а сторонники Персии пробрались в мусульманские провинции Закавказья.
Получаемые из Персии известия были одного и того же содержания и сводились все к тому, что в июне Баба-хан прибудет с войсками в Азербайджан, откуда отправит одного своего сына, Аббас-Мирзу, в Карабаг и Ширван, а другого, Мамед-Али-хана, двинет со стороны Эривани. По сведениям, у Аббас-Мирзы, сверх конницы, было до 10 000 человек сарбазов или регулярной персидской пехоты, обученной офицерами бывшего в Персии французского посольства. Повелитель Ирана в сотый раз говорил, что, пока не выгонит русских из Грузии, до тех пор не повернет «узды своего движения» в столицу Персии. Обещая изгнанному Селиму Шекинскому возвести его на ханство, Баба-хан писал шамшадыльским старшинам, что скоро прибудет к ним с непобедимыми войсками, и отправил царевича Александра в Ахалцих, а Теймураза – в Имеретию. Царевичи рассылали свои письма по Грузии – писали жителям Джавского ущелья и возмущали тагаурцев. Приглашая их к поднятию оружия, Александр говорил, что каждый, пришедший к нему на помощь, будет любимым его братом, а не подданным и что для всех таких он будет истинным благодетелем.
Все эти приглашения и подговоры происходили тогда, когда персидское правительство официально переговаривалось с Тормасовым о заключении мирных условий. Оно высказывало непременное желание отправить своего посла в Петербург к высочайшему двору. В столице хотя и понимали, что такое желание клонится исключительно к тому, чтобы выиграть время, тем не менее готовы были сделать уступку. Император Александр поручил Тормасову внушить тегеранскому двору, что если Персия желает искренно достигнуть мирных соглашений, то всего полезнее для нее избирать пути самые близкие и, отклонив посторонние вмешательства, войти в непосредственное сношение с главнокомандующим, уполномоченным на все случаи, могущие встретиться при переговорах. Впрочем, если бы персидское правительство стало настаивать на отправлении своего посла в Петербург, то император готов был принять его в своей столице.
Исполняя волю государя и отправляя письмо к наследнику персидского престола, Тормасов снова перечислил Аббас-Мир-зе те выгоды, которые может приобрести Персия по заключении мира с Россией. Главнокомандующий говорил, что, при содействии России, Персия может возвратить все области, отнятые турками, и успокоить внутренние волнения в стране; что император Александр признает Баба-хана в шахском достоинстве, а Аббас-Мирзу – законным и единственным наследником и что, наконец, такое признание будет охранено от всех врагов, как внутренних, так и внешних.
«Тогда, – писал Тормазов Аббас-Мирзе, – нет сомнения, что все противники, явно и тайно восстающие противу спокойствия знаменитейшего каджарского колена, должны будут умолкнуть с покорностью и тогда благоденствие Персии, также собственное могущественного вашего родителя, равно и ваше останется никем не нарушимо…»
[324]
«Искомый Англией союз с Персией, – прибавлял главнокомандующий, – от коей, как известно мне, прибыло в Бендер-Бушир посольство с дружественными предложениями, отнюдь не может быть для Персии полезен, а тем еще меньше Персия может полагаться на обещания англичан, будучи уже, конечно, известна, сколь в прошлом году гибельные следствия постигли две сильные державы, обольщенные обещаниями Англии, и именно Швецию, потерявшую лучшую часть своих владений, приобретенных силой оружия моего великого и всемилостивейшего государя императора, и Испанию, невозвратно погибшую.
