Первая колонна должна была наступать против бреш-батареи; вторая – против крепостного угла, образуемого пересечением северного и восточного фасов; третья – против полуденного фаса, а четвертая, переправившись через реку Зангу, ниже садов, атаковать большую угловую башню.
При наступлении приказано колоннам идти как можно поспешнее, ставить лестницы и «под жестоким штрафом» запрещено стрелять прежде, чем взлезут на стену. «Взлезши на стену, – сказано в диспозиции, – стрелять по неприятелю, ибо тогда равный бой, но покуда на банкете не соберется довольное число, вниз на штыки с банкета не сходить». Войскам запрещено убивать жен, детей и в особенности христиан и не кидаться на грабеж, пока неприятель не будет истреблен окончательно.
В пять часов утра 17 ноября был подан условный сигнал тремя выстрелами, и атака началась. Заметив движение наших войск, неприятель бросил несколько светящих ядер и, осветив ими местность как днем, открыл сильный огонь, как ружейный, так и артиллерийский. Персияне дрались отчаянно, и по всем приемам их видно было, что совет и наставления французских офицеров не остались бесследными. Первая колонна, шедшая к пролому, сделанному бреш-батареею, была остановлена во рву разрывами бомб, бросаемых неприятелем в значительном числе. Ведший эту колонну полковник Симонович, при самом начале атаки, был тяжело ранен; заступивший его место майор Вылазков – тоже.
Во второй колонне люди хотя и успели взобраться на стену, но, не поддержанные остальными, были отбиты, и начальник колонны, майор Новицкий, был тяжело ранен; принявший после него команду, по собственному желанию, подполковник Борисоглебского драгунского полка Булгаков был также ранен и вскоре умер. Несмотря на то, некоторые офицеры с гренадерами ворвались в город и дрались с неприятелем. Персияне окружили их со всех сторон и принудили отступить, так как резерв этой колонны, посланный на подкрепление, был встречен во рву сильными картечными выстрелами и не мог взобраться на стену. В третьей колонне приставленные в стенке лестницы, несмотря на свою пятисаженную длину, оказались короткими.
Видя неудачу атаки, граф Гудович приказал ударить отбой, и войска, отступив, заняли те места, которые занимали до атаки. Эриванская крепость осталась по-прежнему в осаде. Главнокомандующий сложил всю вину в неудаче на то, что во рву были поставлены пушки, действовавшие картечью, – чего персияне никогда не делали; также были фугасы и бомбы с подведенными стопинами
[305].
Потеряв 743 человека выбывшими из строя, из которых 279 убито и 464 человек ранено
[306], Гудович не овладел Эриванью. Многие полки пришли в такое расстройство, что о повторении штурма и думать было нечего. Тифлисский полк, шедший на штурм в составе 463 человек нижних чинов, возвратился из дела с 194 человеками. Другие полки пришли в неменьшее расстройство
[307]. Сознавая, что при таких условиях нельзя взять Эривань силою, граф Гудович пытался достигнуть того же при помощи угроз.
«Если вы надеетесь, что после бывшего штурма, – писал он, – я с войсками отступлю от Эриванской крепости, то в противность такого ожидания, могу вас уверить, что надежды вас обманывают.
Едва пятая часть войск, со мной находящихся, была на штурме. Из числа же бывших на стенах знают уже дорогу в самую крепость. Итак, верьте моему слову, что с храбрыми войсками удобно могу предпринять второй и третий штурм. Верьте также и тому, что скорее сам лягу под стенами, нежели оставлю крепость.
У меня войск еще много, также провианта, скота и всего нужного довольно. Храбрые войска ни в чем не имеют нужды, а зима для русских не страшна, ибо русские, родясь в холодном климате, всегда в военное время проводят жестокие зимы в поле. Наконец, вся Эриванская область, кроме одной крепости, и вся Нахичеванская провинция на вечные времена покорены под владения Всероссийской империи. Между тем крепость Эриванская ниоткуда не может ожидать себе секурса, ибо и последний, с сердаром Хусейн-ханом, осмелившийся после бывшего уже штурма переправиться на сю сторону Аракса, моим отрядом, нарочно для того оставленным, рассеян и удалился в беспорядке за Кара-су, причем видно было, что он не для помощи крепости приходил, а единственно для разорения жителей эриванских деревень, которых несколько на бегу своем и ограбил.
Итак, решительно и в последнее объявляю вам, почтенный комендант и все эриванское общество, что если вы тотчас не сдадите мне добровольно крепости, то в то время, когда я необходимостью доведу оную до сдачи, прежние мои снисходительные обещания не будут иметь уже места, и в то время весь гарнизон, защищающий крепость, должен будет остаться военнопленным.
Исполнив сим мою обязанность и долг человечества, я призываю вас, почтенный комендант, размыслить о сем и дать мне скорый и решительный ответ»
[308].
Ответа не последовало. Граф Гудович в течение двух недель держал крепость точно в такой же блокаде, как до начала штурма, но, получив известие, что в горах выпал такой большой снег, что курьеры проезжают с большим трудом, решился снять блокаду, опасаясь, чтобы сообщение его с Грузией по труднопроходимым горам не было прервано.
В ночь с 28 на 29 ноября все тяжести и больные отправлены в лагерь, и в составе осадного корпуса оставлены только войска здоровые и артиллерия. 30-го числа приказано отступить и всем остальным войскам, с таким расчетом, чтобы к рассвету быть в лагере
[309].
Осада крепости была тяжела для наших солдат, но еще труднее был переход по глубокому снегу, при вьюге и стуже, сопровождавших войска. 6 декабря отряд возвратился в Грузию и был распущен на зимние квартиры.
Отступая от Эривани, граф Гудович приказал и генерал-майору Небольсину оставить Нахичевань и, отступив к Елисаветполю, взяв с собою всех тех жителей, которые пожелают переселиться в наши границы
[310]. Небольсин оставил Нахичевань
1 декабря, а вслед за ним вступил в город Аббас-Кули-хан со своей конницей. Он отправил своего сына с 3000 человек для преследования Небольсина. Во время отступления, начиная со
2 и по 5 декабря, персияне делали беспрерывные нападения, но Небольсин, отражая атаки, шел не останавливаясь. 4 декабря Аббас-Мирза с 30 000 человек и 20 фальконетами прибыл в селение Кара-Баба и на следующий день поутру атаковал Небольсина всеми своими силами. Упорное сражение длилось до самого вечера, когда Небольсин перешел в наступление, сбил неприятеля со всех высот и преследовал с таким успехом, что персияне принуждены были посадить свою пехоту на лошадей, чтобы скорее выйти из-под выстрелов русских. Небольсин продолжал отступать и 8 декабря возвратился в Карабаг.
