Отправив письма Аббас-Мирзе и министерству, с объявлением последней воли императора Александра, главнокомандующий требовал, чтобы уполномоченные с обеих сторон были назначены безотлагательно, и объявлял, что в противном случае будет считать мирные сношения наши с тегеранским двором окончательно прерванными. Вместе с тем, чтобы принудить персиян дать скорейший и решительный ответ, граф Гудович оставил лагерь у Саганлуга и перешел в Памбаки, ближе к персидским границам.
Хотя известие о том, что император Александр не изъявил согласия на перенесение мирных переговоров в Париж, крайне опечалило тегеранский двор, но, ободряемый французским посольством, Баба-хан все-таки не соглашался прислать полномочных в Тифлис. По обыкновению, он не давал никакого ответа, и тогда граф Гудович решился, перейдя границу, открыть одновременно военные действия в ханствах Эриванском и Нахичеванском. Он приказал находившемуся в Карабаге с отрядом генералу Небольсину двинуться прямой дорогой к Нахичевани и стараться овладеть городом в то время, когда сам граф Гудович, с главными силами, подойдет к Эривани. Занятие Нахичевани имело целью лишить персиян возможности подать помощь Эривани.
Чтобы ввести неприятеля в заблуждение относительно направления действий, главнокомандующий запретил пропускать персидские караваны в наши границы, приказал приезжающих из Персии курьеров останавливать на передовых постах, так чтобы они не могли видеть нашего лагеря, и препровождать их в главную квартиру только в таком случае, если бы прислан был от Аббас-Мирзы сам мирза Безюрк или какой-либо важный чиновник. Наступившая осень и отсутствие подножного корма, как единственного средства продовольствия, лишали персиян возможности собрать значительное число войск, состоявших преимущественно из кавалерии. Главнокомандующий надеялся, что неожиданным движением и в такое позднее время года он скорее всего принудит персидское правительство согласиться на решительные предложения, ему сделанные.
Выступив в поход с отрядом, состоявшим из 240 человек офицеров и 7506 человек нижних чинов
[283], граф Гудович 25 сентября остановился при разоренной деревне Памбе. На следующий день он вступил в эриванские пределы и дошел до селения Абарани, где замечена была неприятельская партия в 500 человек, тотчас же удалившаяся. Стоявший у Абарани с 4000 конницы Хусейн-хан Эриванский, по получении известия о движении русских, занял высоты у деревни Аштарак, но был 29 сентября оттеснен к Эчмиадзину. Преследуя его, граф Гудович подошел также к Эчмиадзинскому монастырю, где и был встречен духовенством. Хусейн-хан отступал по дороге к Эривани, жег все деревни, поля, хлеб, фураж и уводил с собой жителей. В Эривани, при содействии французских офицеров, производилась усиленная деятельность по крепостным работам: контрэскарп и ров одевали камнем, устраивали фугасы, очищали сады и свозили в крепость бревна и камни, чтобы, в случае штурма, спускать их со стен на атакующих. Большая часть жителей, преимущественно армян, переселена за реку Аркас, а в крепости и окрестных деревнях оставлены только самые надежные. Аббас-Мирза стоял в Хое, с намерением, в случае надобности, подать помощь Эривани. Войск у него было немного, но персидский принц заготовлял значительное число палаток и переговаривался с Осман-пашой, сераскиром Эрзерумским, о совокупном действии против русских.
Между тем граф Гудович, простояв у Эчмиадзина двое суток, оставил в монастыре обоз и больных, под прикрытием 180 человек пехоты при двух орудиях, а сам с остальными войсками двинулся далее. Переправившись в шести верстах от Эривани через быструю и каменистую речку Зангу, он 3 октября остановился лагерем в виду города и в трех верстах от него. Отсюда главнокомандующий отправил в Эривань прокламацию, в которой, предлагая сдать крепость без кровопролития и тем избавить от смерти жен и детей, обещал дать свободу гарнизону и ручался за безопасность каждого, как личную, так и имущественную.
«Жители Эривани! – прибавлял он. – Вы не берите в пример прежней неудачной блокады крепости Эриванской. Тогда были одни обстоятельства, а теперь совсем другие. Тогда предводительствовал войсками князь Цицианов – из молодых генералов, не столько еще опытный в военном искусстве, а теперь я имею счастье командовать здесь победоносными войсками моего великого и всемилостивейшего государя императора, водив уже более тридцати лет сильные российские армии. Притом же в прежнюю блокаду Эривани было несравненно меньше войска, а теперь я столько имею здесь оного, что не только могу истребить крепость, но и пройти всю Персию.
За всем тем, щадя кровь человеческую, я еще призываю вас размыслить о предстоящем вам неминуемом бедствии, если вы будете упорствовать, и о том спокойном обладании каждым своею собственностью и имуществом, также уверенностью в своей жизни и безопасности, когда покоритесь и сдадите крепость добровольно. Избирайте то или другое! – Я отдаю сие на вашу волю. Только решайтесь скорее, пока есть еще время. Не надейтесь, впрочем, жители Эривани, ни на какой секурс, ибо крепость ниоткуда оного не получит. Я имею столько войска, что, обложив крепость, выйду в поле с другой частью победоносных войск против всякого секурса и рассею оный. Итак, все ваше спокойствие и целость зависит теперь только от скорейшей решимости на сдачу города. Ответ жду завтрашнего утра»
[284].
Никто не отвечал на заявленное требование, и сам эриванский хан, оставив в крепости до 2000 человек регулярной пехоты, под начальством Хасан-хана, ушел из города. Хусейн-Кули-хан удалился за речку Гарни-Чай, в селение Верды, с намерением, разъезжая по высотам, окружающим крепость, наблюдать за движениями графа Гудовича и беспокоить наши войска. Для преследования Хусейн-Кули-хана был отправлен 4 октября генерал-майор Портнягин с тремя батальонами
[285], четырьмя эскадронами
[286] и тремястами линейными казаками. Портнягин не настиг хана и узнал от жителей, что Хусейн бежал за Араке и далее по горам к Нахичевани. Вернув в лагерь отряд генерала Портнягина, главнокомандующий разослал ко всем жителям ханства прокламации, в которых просил оставаться в своих селениях, а бежавших возвратиться в свои дома и обратить внимание на то, что везде, где ни проходили русские войска, туземное население было сохранено от разграбления и повсюду ему оказано было покровительство и защита.
