Оставаясь и теперь при том убеждении, что для Персии весьма полезны мирные отношения в России, Аббас-Мирза обещал не препятствовать торговле, все недоразумения решать полюбовно через посредников, но присылку полномочных для заключения перемирия считал возможным и полезным только тогда, когда оба двора будут знать заранее предварительные условия мира.
«А потому спрашиваем Ваше сиятельство, – прибавлял он, – на каких условиях дружбы вы просите свидания уполномоченных и какие предложения имеете вы в виду сделать нашему правительству, дабы, по получении объяснения на этот вопрос, два уполномоченных с нашей стороны и два с вашей приступили к заключению мира. А как ваше сиятельство перед сим нас известили, что со стороны вашего двора вы аккредитованы в делах дружбы двух держав, то прошу известить нас, какие имеете в виду условия для этой дружбы и какие имеете нам сделать предложения, могущие быть нами принятыми»
[246].
Граф Гудович повторил свои условия, и вскоре после выступления к Ахалциху, на границах турецких владений, прибыл к нему персидский посланный с ответом Мирза-Шефи на письмо, посланное с майором Степановым. Не высказывая ничего решительного и определенного, визирь поручил своему посланному, Мамед-беку, объясниться словесно с главнокомандующим и выведать, не согласится ли граф Гудович на установление старых границ, включая Кизляр и весь Дагестан во владение Персии.
– Кизляр никогда не был границей Персии, – отвечал Гудович посланному, – а Дагестан с давних времен независим. Ни Ага-Магомет, ни после него никто не имел Дагестана под непосредственной своей властью, но каждый из дагестанских владельцев управлял своей областью независимо и под покровительством России.
«Подобные претензии, – писал главнокомандующий к Мирза-Шефи, – не могут споспешествовать доброму согласию и миру, перво с вашей стороны предложенному и столь полезному для Персии. Я даже полагаю, что предложение сие было не что другое, как ошибка вашего посланного, ибо ваше высокостепенство, как мудрый министр, провидящий пользы своего владетеля от союза с могущественнейшей державой, не сделали бы оного, ведая в совершенстве положение Дагестана, Грузии и других мест, находящихся под властью России, также и независимость оных персидским владетелям».
Персидскому посланному объявлено, что Россия всегда готова войти в мирные соглашения, но не иначе как на предложенных ей условиях. Петербургский кабинет предоставлял тегеранскому двору рассмотреть беспристрастно, какая польза может произойти от мирных сношений с Россией и какая из европейских держав может быть более верным союзником Персии?
Более шестидесяти лет, как Персия, не имея государя, единодушно всеми признанного, находилась в беспрерывном волнении, и правительство этой страны не могло не желать прекращения этих беспорядков и утверждения внутреннего спокойствия. Кто же мог наиболее способствовать этому и пользы какой державы были наименее противоположны пользам Персии?
Турки искали союза и дружбы Баба-хана; помощь Персии им важна и необходима в собственном бессилии, но возможен ли был этот союз тогда, когда Персия всегда видела в турках своих злейших врагов и история не представляет примера, чтобы персияне соединились с турками? Когда Россия продолжала войну с Персией, содействовали ли турки к прекращению этой войны? Теперь же, когда положение их крайне затруднительно, когда открывшеюся войной с Россией и Англией они стеснены со всех сторон, турки ищут союза, чтобы вместо себя выставить на кровопролитие народ персидский. Они ищут союза, но и до сих пор лучшие персидские провинции, Баязет, Эрзерум, Багдад, Басора и другие, остаются во власти турок.
Другим союзником для властителя Персии являлись французы, которые, с обычным своим увлечением, не задумались обещать войска, артиллерию и миллионы денег; но военная помощь их в то время была делом невозможным, а денежная более чем сомнительным. Франция вела войну с целой Европой, тогда как Россия воевала с французами не за себя, а за своих союзников. «Итак, не от нее ли зависит, – писал граф Гудович, – прекратив войну в одной стороне, обратить силы свои в другую? Но выгодно ли бы было сие Персии, ваше высокостепенство можете сами заключить. Еще присовокуплю: французы, коих прежние успехи остановлены в нынешнюю войну мужеством и храбростью российских войск, могут ли подать Персии помощь, не имея к тому никакого средства, ибо ни с которой стороны им того сделать невозможно. На море их кораблей нет, да и появиться (они) не могут против английских наших союзников, которые флот их истребили, а сухим путем все земли Порты Оттоманской по Дунай нашими войсками заняты. По той же стороне Дуная соединенные наши войска с Черным Георгием, взявшим уже Белград, совершенным к тому препятствием служат. Сверх того, Бонапарте, потеряв свою армию против наших войск в прусском владении на баталии при Прейсиш-Эйлау, не может уже ничего отделить и должен сам себя укреплять, дабы вовсе не погибнуть, и три раза уже величайшему в свете государю императору предложено о мире»
[247].
Самым искренним и естественным союзником Персии была Россия, более 250 лет находившаяся в постоянных сношениях с тегеранским двором. Петр Великий объявил войну не шаху Персидскому, а бунтовщикам, восставшим против законной власти, стеснявшим и причинявшим нашей торговле убытки, вознаграждение которых зависело от одного оружия.
Министр иностранных дел просил главнокомандующего
[248]внушить персиянам, что виды России всегда клонились к тому только, чтобы восстановить низверженный в соседней земле порядок, а с ним вместе и обоюдную торговлю. «Доказательством тому служит то, что коль скоро шах Надир утвердил в Персии единоначалие, то императрица Анна Иоанновна заключила с ним союзный трактат и уступила все завоевания, дотоле остававшиеся под залогом у России. По смерти шаха Надира неустройства в Персии увеличились и довели торговлю до конечного разорения; если бы сие можно было предвидеть, то, конечно, лучше бы было для нас оставить за собой Решт, Баку, Дербент, нежели променять оные на некоторые условия в пользу торговли, из коих ни одно не было выполнено. Наконец, Россия, не видя постоянства и благонадежности в сношениях своих с разными персидскими ханами и претерпевая по торговле беспрестанные убытки, должна была приступить к усмирению дагестанских владельцев силой оружия, дабы прекратить наглые их поступки.
Вот начало и предмет продолжающихся доныне военных действий; но и в сем неприязненном положении Россия, не желая наносить сугубого вреда Персии, содержит в Грузии такое только число войск, какое нужно для пограничной стражи. При первом обнаружении желания Персии о прекращении вражды российский двор изъявил чистосердечное со своей стороны согласие на вступление в мирные переговоры. На сем дела наши остановились.
Уступка, требуемая Россией от персидского правительства, признавалась необходимой для утверждения прочной границы, следовательно и дружественного соседства. С другой же стороны, уступка эта не могла считаться ни тягостной, ни унизительной для Баба-хана, ибо все владения, лежащие по сю сторону Куры и Аракса, не состояли действительно и бесспорно под его властью. Напротив того, утверждение власти его в остальных частях Персии и признание его шахом весьма важные представляет выгоды, как для него самого, так и для всего его потомства. Оставляется теперь им самим на рассуждение, кто может удобнее доставить им все сии выгоды – турки, французы или российский император».
