«В ту сторону, т. е. в Карс, – писал он, – хотя с немалой трудностью для войск можно теперь действовать, но вступить в Ахалцих прежде весны от Тифлиса невозможно, как по причине большего снега в горах, через которые орудий перевезти нельзя, так и потому, что фуража доставать невозможно»
[203].
Занятием Карсского пашалыка главнокомандующий думал скорее всего удовлетворить желанию нашего правительства, требовавшего наступательных действий в Азиатской Турции. Находившийся в Памбаках генерал-майор Несветаев получил приказание содействовать карсскому паше в его действиях против сераскира, как говорили, искавшего низвержения Мамеда, и если представится возможность, то, не ограничиваясь одним содействием паше, занять пашалык русскими войсками.
Приготовления к экспедиции в Карс должны были производиться самым скрытным образом, чтобы не обратить на себя внимания турок. При незначительности отряда, назначенного для действий, весь успех был рассчитан на преданности к нам паши, на нечаянности и быстроте движений. Если бы жители стали противиться нашему вступлению и не согласились покориться, то Мамеду объявлено, что и тогда он все-таки найдет покровительство и убежище в России, лишь бы только сам был верен. При убеждении в чистосердечии паши Несветаев должен был немедленно двинуться в Карсский пашалык с теми войсками, которые были в его распоряжении.
В половине февраля отряд был уже готов к выступлению. По случаю больших снегов Несветаев заготовил легкие дровни для перевозки артиллерии и патронных ящиков, а чтобы не изнурять людей, предполагал оставить на месте все тяжести, так как до границ Турции ему приходилось двигаться через места населенные, а с выступлением за границу надеялся получить все на месте.
Несветаев ожидал только уведомления Мамеда, когда должен прийти к нему на помощь, но время проходило, паша помощи не требовал и, казалось, стал изменять свое поведение. Правда, он сам предложил в залог своей верности прислать сына в аманаты, но со странным условием, чтобы до весны не занимать его владений русскими войсками, как потому, что боится лишиться своей власти, так и потому, что при восстановлении мира владение его легко может быть возвращено обратно Турции.
Граф Гудович уверял пашу, что занятие Карса будет сделано вовсе не для того, чтобы мешаться в его управление, а, напротив, для восстановления его прав и в защиту от турок; что, сдав крепость и присягнув на верность России, он тотчас же получит утвердительную грамоту в своем достоинстве и знатный «российский чин» и что, наконец, Карсский пашалык никогда не будет возвращен Порте, но останется в зависимости от России и в наследственном владении его, Мамед-паши.
«Если же бы Мамед-паша, – писал главнокомандующий генералу Несветаеву, – и затем, когда вы будете иметь в аманатах его сына и когда подвинетесь с войсками к Карсскому пашалыку, препятствовал войти и занять вам оный, то вы тогда дайте ему знать, что когда он, прежде еще объявления формальной войны с турками, неоднократно просил помощи войсками, обещевая сдать Карс, особливо когда сам письменно просил всемилостивейшего государя императора об осчастливлении его принятием в сильное покровительство и защиту России, на что и воспоследовало высочайшее соизволение, но теперь он не желает принять в Карс российские войска, пришедшие для защищения оного и утверждения его наследственным владельцем, то ваше превосходительство, имея от меня большое усиление войсками, принуждены будете войти в Карс силой и вооруженной рукой, как в неприятельскую землю, с которой Россия ведет войну. В таком случае он потеряет весьма много, и как Порта будет сведома, что он сам письменно просил от его императорского величества помощи против оной войсками и покровительства, то, конечно, тогда не найдет он от Порты никакой для себя пользы, ниже убежища»
[204].
Угрозы эти не подействовали. Мамед-паша принадлежал к числу таких людей, которые личную выгоду ставят выше всего, хотя бы пришлось пожертвовать честью, совестью и добрым именем. Он всегда держался стороны сильнейшего и потому, не зная, кто в предстоящей войне останется победителем, старался затянуть время, пока выяснятся обстоятельства. Он уверял нас в верности и готов был отдать сына в аманаты, потому что видел невозможность сопротивляться России и знал, что в зимнее время ему некуда удалить жителей из селений с их имуществом и скотом; весной же, в апреле месяце, все население той части Карсской области, которая граничила с Шулаверской провинцией, удобно могло быть переведено в Карс, в крепкие места, и тогда эта половина края до самой крепости делалась безлюдной. Понимая причину, побуждающую пашу отдалить занятие Карсского пашалыка русскими войсками, Несветаев требовал от Мамеда категорического ответа, когда он должен вступить в его владение.
«Увидел я из писем ваших, – писал Несветаев паше, – и от посланных узнал, что по желанию вашему, входя в покровительство всемилостивейшего нашего Государя и под защиту войск его, изволите отлагать ваши намерения до весны. А как я, по воле государя императора, от главного начальства имею повеление, чтоб непременно ваше высокостепенство сохранить со всей вашей провинцией от всех неудовольственных случаев, то таковое сохранение должно быть в скором действии, не упуская ни малейшего времени; тогда уже поздно будет вас защищать, когда войско Юсуф-паши вступит в ваши границы, отчего может последовать разорение ваших подданных. А как вы сами пишете в письме из Библии святое слово – построивши дом, надо оный совершить, – то на сие теперь самый удобный случай»
[205].
Тогда турецких войск вблизи не было, и сераскир Юсуф-паша, подходивший уже к границам Карсского пашалыка, вдруг изменил направление и, по совету баязетского паши, двинулся для наказания куртинцев, так часто беспокоивших турецкие владения. С удалением сераскира Мамед-паша имел время и средства сдать крепость русским войскам, но он отвечал, что ранее чем через три месяца сделать этого не может. Мамед говорил, что, не имея ответа от самого императора и не зная наверное, будет ли принят под покровительство России, он не решается сдать крепость. На самом же деле он был не в силах исполнить требование Несветаева, потому что встретил сопротивление в лице своего брата Кара-бека.
Мамед-паша сам по себе имел весьма небольшое число лиц, к нему расположенных; гораздо значительнее была партия Ка-ра-бека, имевшего непосредственное и большое влияние на жителей Карсской области. Не желая вступать под покровительство России, Кара-бек настаивал, чтобы не только не сдавать русским Карса, но и не впускать их в Карсский пашалык. С этой целью он собрал 300 человек пехоты и 400 конницы и, явившись с ними на границе, расположился по деревням, соседним с Шурагельской провинцией
[206]. Ожидая скорого прибытия русских войск, Кара-бек приказал жителям перевозить все свое имущество в Магизберд, свою резиденцию, считавшуюся неприступной, и хвалился, что если русские не вступят скоро в Карсский пашалык, то останутся вовсе без продовольствия и фуража, так как все селения, расположенные по Арпачаю, будут выведены внутрь пашалыка.
