«Письмо ваше я получил, – писал граф Гудович Мирза-Мусе
[159], – и, увидев из оного желание Персии спокойствия, доброго согласия и мира, уведомляю вас, что Государь император мой, сколько велик, столько и человеколюбив, жалеет пролития крови не только своих верноподданных, но и неприятельской. Ведая потому сию волю, я не удаляюсь от клонящегося к доброму согласию и миру сношения, с тем, однако же, чтобы мир был сходственный высочайшему достоинству величайшего в свете государя императора. Твердость и постоянство мира зависят наипаче от постановления постоянных, твердых и самою натурой доказуемых границ, как, например, реки Кура и Араке. Ежели доброе и искреннее намерение к миру с вашей стороны есть, и сей первый о вышеписанных границах пункт постановлен будет основанием мира, то я осмелюсь о том донести всеподданнейше его императорскому величеству и надеюсь, что великий государь император мой даст свое высочайшее мне повеление на дальнейшее постановление мирного договора и затем великодушное признание может последовать владеющего ныне персидскими провинциями в настоящем его, по прежним обыкновениям персидским, достоинстве»
[160].
Почин гилянского владельца принят был нашим правительством с тем большим удовольствием, что при тогдашнем положении двора нашего с Портой Оттоманской необходимо было употребить все старание к отвлечению персиян от соединения с турками. Не допуская того, чтобы Баба-хан согласился на уступку нам земель по реки Куру и Араке, петербургский кабинет разрешил главнокомандующему, по получении ответа Мирза-Мусы, смотря по степени податливости тегеранского двора, видоизменить условия, но объявить категорически те главные основания, на которых Россия готова приступить к переговорам с уполномоченными Баба-хана
[161].
«Усматривая из донесения вашего, от 17 сентября сего года, – писал император графу Гудовичу, – что письмо, присланное к вам от гилянского правителя Мирзы-Мусы, заключает в себе наклонность Баба-хана к миру с Россией, я почитаю нужным предписать вам предварительно основания, на коих Вы имеете вступить в переговоры с уполномоченными от Баба-хана.
Сходно с ответом, вами учиненным, Кура и Араке долженствуют быть непременной чертой, определяющей границы между Российской империей и Персией. Но как при стечении настоящих обстоятельств, прекращение воинских действий с Персией представляется важнейшим предметом, я повелеваю вам, не входя в переговоры о границе и предоставляя оные до формального трактования, о мире, предложить уполномоченным от Баба-хана следующие прелиминарные статьи, как скоро поручите вы удовлетворительный ответ на письмо, писанное к гилянскому правителю:
1) Прекращение с обеих сторон воинских действий.
2) Всякой стороне оставаться во владении тех мест, где какой державы находятся войска.
3) До заключения мира, или до разрыва переговоров, могущие встретиться пограничные несогласия разбирать полюбовно чрез нарочно определяемых для сего с обеих сторон комиссаров, назначая им съезд в Елисаветполе или в ином пограничном городе.
4) По подписании сих прелиминарных статей уполномоченными от персидского владельца Баба-хана, те же уполномоченные или другие немедленно назначены будут к отправлению в С.-Петербург для заключения мирного постановления»
[162].
По свойственному персиянам характеру и их нерешительности можно было ожидать, что переговоры будут весьма продолжительны, а потому петербургский кабинет признавал необходимым ограничить прелиминарные пункты заключением перемирия, оставляя обе воюющие стороны во владении тех мест, в которых войска их находятся.
«Если бы, сверх чаяния, случилось, – писал при этом барон Будберг графу Гудовичу, – что персидское правительство не окажет больших затруднений касательно первоначального предложения, вами учиненного, о утверждении границы по рекам Куре и Араксу, в таковом случае Его Величество соизволяет, чтобы ваше сиятельство воспользовались сей удобностью и вместо второго пункта прелиминарных статей, помещенных в высочайшем рескрипте, включили бы следующую статью:
Впредь до определения границ во всей точности между Россией и Персией, да будут пределом следующие реки: Кура от устья своего до Джевада и Араке от стечения своего с Курою до впадения в Араке реки Арпачая, где начинается турецкое владение Карсского пашалыка; таким образом, что буде российские или персидские войска переступят чрез вышеупомянутую черту, сие примется за нарушение мирных переговоров.
Поелику же ханства Эриванское и Нахичеванское находятся еще в зависимости Баба-хана и несовместно было бы требовать прекращения между ними сношений прежде окончательного постановления о мире и о границах, то ваше сиятельство можете письменно объясниться с министерством персидским, что запрещение персидским войскам переходить чрез Араке относится только до тех войск, которые могли бы подать сомнение о неприятельских действиях, а не до тех команд или конвоев, которые, по тамошним обычаям, необходимо нужны для беспечного сообщения. Одним словом, все торговые и гражданские сообщения чрез Араке могут оставаться на прежнем положении, лишь бы под видом оных не укрывались воинские ополчения»
[163].
Граф Гудович находил неудобным заключить перемирие, не положив границей между двумя государствами реки Аракса от устья до впадения в нее реки Арпачая. Главнокомандующий надеялся, что совершившееся уже покорение Баку и известие о движении отправленного с линии Херсонского гренадерского полка заставят персиян согласиться на все предложенные нами условия
[164]; но на самом деле предположениям этим не суждено было осуществиться.
Посланный гилянского правителя был задержан бурями в Астрахани до 24 октября, и, следовательно, нельзя было ожидать, чтобы ответ Мирза-Мусы был получен ранее декабря месяца, а между тем, ввиду постепенно усложнявшихся переговоров и враждебных отношений наших с Турцией, петербургский кабинет настаивал, чтобы граф Гудович поспешил заключением мира с Персией. Успехи нашего оружия в Дагестане и на берегу Каспийского моря дозволяли главнокомандующему, не нарушая достоинства России, самому предложить персидскому правительству вступить с нами в переговоры о мире.
«Приобретение Кубы и Баку, – писал министр иностранных дел графу Гудовичу
[165], – заставляет тем паче помышлять о скорейшем окончании мирных переговоров, начавшихся с Баба-ханом; а потому государь император соизволяет, чтобы употреблены были всевозможные средства для достижения сей цели. Имея в руках Дагестан и часть Азербайджана, ваше сиятельство можете без унижения российского достоинства отозваться к Баба-хану прямо с повторительными предложениями мира. Сей поступок при новых успехах, вами одержанных, не иначе может быть почитаем, как явным опытом умеренности российского двора, и не чаятельно, чтобы персияне учинили из сего другое заключение. А между тем я должен открыть вам, что мир с Баба-ханом весьма нужен в теперешних обстоятельствах, чтобы иметь развязанные руки на случай войны с Портою Оттоманскою и чтобы самих персиян обратить против турок, буде сие возможно».
