Остановившись неподалеку от Нухи, в урочище Арватан, Небольсин узнал, что большинство жителей ханства, как татары, так и армяне, были угнаны в горы. Сам Селим думал защищаться и собрал до тысячи человек вооруженных; конные его пикеты разъезжали в виду нашего лагеря, но боялись вступить с нами в перестрелку. Небольсин требовал, чтобы хан выдал аманатов, но получил ответ совершенно неопределенного содержания, в котором об аманатах ничего не упоминалось
[118].
Двинувшись из Арватана, Небольсин встретил сопротивление шекинцев, препятствовавших его переправе через реку Ахри и укрепившихся в селении Кишлахе. Выгнав неприятеля из его укреплений, Небольсин продолжал движение, и 22 октября, в двух верстах от г. Нухи, был атакован со всех сторон толпой шекинцев в 8000 человек, в числе которых были и лезгины. С восьми часов утра и до семи вечера длилось сражение, по окончании которого русские войска, прогнав неприятеля, расположились на ночлег в версте от города. На следующий день Небольсин взял Нуху штурмом; Селим бежал в горы. Потеря неприятеля простиралась до 500 человек убитыми; с нашей стороны убито 23 человека нижних чинов и ранено: 4 обер-офицера и 27 нижних чинов
[119].
В городе не оказалось никого из жителей кроме гарнизона. Для возвращения обывателей, угнанных в горы, и для того, чтобы Селим не мог их переселить еще далее, послан был отряд под начальством майора Соловьева, с 300 человек и двумя орудиями. Разбежавшиеся скоро возвратились, и Нуха заселилась по-прежнему; порядок восстановился как в городе, так и в окружных селениях, где жители стали даже заниматься уборкой полей.
Приближенные Селима распускали слух, что хан с некоторыми беками бежал за реку Араке в Ардевиль, где жили его родственники, но на самом деле он скрылся у своего родственника Мустафа-хана Ширванского (Шемахинского). Последнему отправлено приказание задержать Селима, но он отвечал, что письмо опоздало, что теперь Селима нет в его владениях, но если бы он находился у него, то непременно был бы представлен русскому начальству.
Узнав, что Селим находится в селении Гюйнюке, Небольсин тотчас же отправил к нему своего адъютанта с требованием, чтобы хан со всем своим семейством прибыл в Нуху. Адъютанту поручено было разузнать как дорогу к этому селению, так и то, нельзя ли захватить Селима в наши руки. Хан отвечал посланному, что в город не поедет, а просил дозволения поселиться в селении Кельдеки, откуда он обещал отправиться в Тифлис к главнокомандующему просить прощения. Переехав в селение Кельдеки, со всем семейством, преданными ему беками и прислужниками, Селим 30-го числа прислал посланного к Небольсину, прося отправить его с письмом в Тифлис
[120]. Из опасения, чтобы он не набрал себе шайки и не стал возмущать народ, Небольсин предлагал хану самому отправиться в Тифлис, и обещал дать ему, как генерал-лейтенанту нашей службы, конвой под предлогом безопасного его проезда
[121].
Граф Гудович не одобрил поступков Небольсина и предписал ему выгнать хана из селения Кельдеки, не давать ему пристанища нигде в шекинском владении и отнюдь не обещать полного прощения, но отвечать только, что об этом будут ходатайствовать.
«Впрочем, когда уверитесь, – писал граф Гудович, – что он действительно желает ехать в Тифлис для испрошения в вине своей прощения, то вы старайтесь поддержать его в сей решительности, лишь бы в сем не был один обман, и, подав ему все способы к исполнению сего, препроводите ко мне с пристойным конвоем, строжайше приказав надзирать за ним, дабы он не бежал с дороги»
[122].
Задержать Селима не было возможности, хотя для полного спокойствия народа удаление его из ханства признавалось необходимым. «Он всегда имеет готовых лошадей к уходу, – писал Небольсин, – жители здешние хотя и обещали поймать его, но того не исполнили; я же надежной конницы к тому не имею».
Самым лучшим средством к успокоению ханства было бы введение в нем русского правления, которого желали и сами жители, но граф Гудович поступил иначе.
С покорением Шекинского ханства Небольсину предписано оставаться там до дальнейших распоряжений и для управления ханством под своим наблюдением избрать почетнейших беков, из числа лиц, противодействовавших бывшему хану. По просьбе жителей, ханство поручено было управлению Фетх-Али-бека и Мегмет-бека.
Последний был изгнан Селимом за верность и преданность России и долгое время жил в Ширвани. Фехт-Али-бек был родной брат Селима и Мехмет-Ассан-хана, находившегося в Персии. Обоих братьев он ненавидел за то, что Селим, будучи ханом, едва давал ему дневное пропитание, а Мехмет выколол глаза.
Граф Гудович признавал необходимым, для лучшего управления ханством, назначить в состав правления еще двух беков, но Небольсин находил это излишним, потому, во-первых, что почти все главные беки были родственники Селима, а во-вторых, и потому, что, по обычаю страны, они, как правители, при своих поездках обременили бы народ поборами на угощение
[123].
Хотя оба лица, избранные для управления ханством, были привержены России, и назначением их жители были довольны, но, опасаясь возвращения Селима, они просили об уничтожении ханского звания и об устройстве у них управления, подобного тому, какое устроено в Елисаветполе.
Граф Гудович не сумел воспользоваться таким настроением общества, и вместо того, чтобы сразу уничтожить среди туземного населения идею о сепаратизме и слить вновь покоренные области с Россией, он не согласился удовлетворить желанию шекинцев. Народу было объявлено только, что Селим навсегда лишается ханского достоинства, и вместе с тем сделано распоряжение о приводе жителей к присяге, сначала в городах, а потом в селениях. Шекинцы остались в ожидании решения своей участи, а главнокомандующий присматривался и размышлял, кого бы посадить ему на ханство Шекинское. Выбор пал на жившего в то время в Тифлисе Джафар-Кули, бывшего хана Зойского, и он решился назначить его ханом Шекинским.
Не считая возможным уничтожить вовсе ханское достоинство, граф Гудович плодил новых ханов, и это было с его стороны весьма важной административной ошибкой. Независимо от того, что каждый вновь назначенный хан был лихоимец и точно такой же грабитель своих подвластных, как и его предшественник, он был еще для народа пришлец, навязанный ему силой обстоятельств и чуждый его интересам. То, что жители готовы были сносить от своего природного хана, они не желали терпеть от вновь назначенного. Постоянные жалобы на притеснения, поборы и грабежи ханов были следствием подобных назначений и вели только к беспорядкам, уничтожать которые, как скоро мы увидим, пришлось не только самому графу Гудовичу, но и его преемникам, а между тем вследствие такой системы управления покоренные области в течение десятков лет оставались не только равнодушными к интересам России, но и враждебными ей.
