Заняв замки в Аскарани и присоединив к этому отряду часть войск, находившихся в Шуше, можно было быть уверенным, что отряд этот не допустит персиян не только вторгнуться и разорить Карабаг, но и не дозволит им переправиться через реку Араке. Составление этого отряда было необходимо даже для одного ободрения туземного населения, страшившегося за свои посевы, которые неприятель всегда старался выжигать
[48]. Многие из жителей Карабага уже страдали от прошлогоднего нашествия персиян и в течение более полугода питались зеленью и кореньями.
Считая себя до некоторой степени обеспеченным со стороны Карабага, Несветаев хлопотал о своевременной защите селений правого фланга театра действий и с этой целью назначил для отправления из Елисаветполя в Демурчасалы батальон Севастопольского полка, но генерал-майор Небольсин удержал его в Елисаветполе и тем открыл Шамшадыльскую и Борчалинскую провинции для вторжения неприятеля, стоявшего у Эривани и озера Гокча. Время это было самое неудобное для исправления ошибки Небольсина, и командовавший войсками в Закавказье не имел никакой возможности усилить демурчасальский отряд, так как персияне уже вторглись в наши границы.
1 июня авангард персидских войск, из отряда Аббас-Мирзы, имевшего в своем распоряжении до 20 000 человек, подошел к Шуше и, остановись в шести агачах
[49] от нее, расположился лагерем. Ибрагим-хан выехал из своих садов, где жил, версты четыре за крепость и, собрав от 400 до 500 человек вооруженных, стал укрепляться. Лисаневич требовал, чтобы хан возвратился в Шушу, но он отвечал, что намерен служить шаху и чтобы Лисаневич с своими войсками выходил из его владений.
– Я не признаю над собой никакой другой власти, – говорил Ибрагим, – кроме власти персидского шаха.
Известие о приближении персиян заставило многих жителей искать спасения в крепости – обыкновенном месте их убежища при всяком вторжении неприятеля; но Ибрагим убеждал их быть спокойными и оставаться в своих селениях, говоря, что персияне идут для его и их защиты, – и чтобы они ничего не боялись». Кочующие в Карабаге татары получили приказание хана следовать в горы, неподалеку от Шуши лежавшие, куда должны были прибыть персияне на соединение с татарами.
Измена становилась слишком очевидной; медлить было нечего. Желая употребить все средства к возвращению Ибрагим-хана, Лисаневич отправил к нему сначала его внука Джафар-Кули-бека
[50], а потом и сына Мехти-агу, с поручением уговорить хана разорвать всякую связь с персиянами и возвратиться со всем семейством в крепость. Первый из отправленных был человек искренно преданный России, а второй старался казаться таковым, но на самом деле был скрытен, хитер и чрезвычайно властолюбив.
Пробыв у Ибрагима целый день, оба посланные возвратились обратно и объявили Лисаневичу, что на все уговариванье их хан отвечал только бранью русских; что он просил своего внука Джафара каким-нибудь образом зазвать к себе Лисаневича, схватить его и передать деду и, если можно, выкрасть из Елисаветполя брата Ибрагима, находившегося там аманатом. Джафар не согласился на это, и тогда Ибрагим, не стесняясь, объявил, что в предстоящую ночь или сам уйдет к персиянам, или персияне соединятся с ним под стенами крепости.
Мехти-ага и Джафар-Кули-хан пытались было еще отговорить карабагского хана не изменять русским.
– Это не дело изменять, – говорили они, – не делай этого, служи государю верно.
Но Ибрагим не слушал и настаивал на своем
[51].
В Шушинской крепости находился весьма незначительный русский гарнизон, и притом не обеспеченный продовольствием. Осадив Шушу, персияне поставили бы его в весьма затруднительное положение, тем более что могли получить подкрепление от Аббас-Мирзы, переправившегося уже через Араке и имевшего возможность в два перехода появиться у стен Шушинской крепости.
Не имея надежды привести Ибрагима к раскаянию и покорности, Лисаневич решился в ту же ночь арестовать хана. Назначив сто человек егерей, Лисаневич сам отправился с ними, но приказал людям отнюдь не стрелять до тех пор, пока не откроют огня приверженцы Ибрагима.
Старый хан был настороже. Начиная от крепости и до его палатки были расставлены часовые, не подозревавшие, впрочем, обходного движения Лисаневича. Ибрагим-хан и его приближенные заметили наш отряд только тогда, когда он подошел к палатке менее чем на ружейный выстрел. В ханском помещении поднялись шум и суета. Конвой Ибрагима начал стрелять по нашим солдатам и не слушал ни увещаний, ни просьбы прекратить огонь. Тогда Лисаневич приказал егерям броситься в штыки, «и вмиг изменники были сбиты с крепкого их места».
Ибрагим-хан был убит пулей; сын его и дочь найдены также убитыми недалеко от палатки в кустах, куда они бежали вместе с толпой и в ночной темноте не могли быть узнаны нашими солдатами.
В ту же ночь явился к Лисаневичу один из жителей с объявлением, что в самом непродолжительном времени должны прибыть к Шуше 2000 персиян, за которыми послал Ибрагим-хан. Лисаневич тотчас же возвратился в крепость и на рассвете узнал, что неприятель действительно появился в двух верстах от крепости. Взяв 150 человек егерей и несколько карабагской конницы, он двинулся навстречу неприятелю, но не нашел его на указанном месте. Бежавшие приверженцы Ибрагима, встретившись с персиянами, сообщили им об участи, постигшей хана, и вместе с ними скрылись в горах, так что Лисаневич успел только возвратить в селения несколько татарских семей, также ушедших в горы, по приказанию Ибрагима.
Между тем известие о появлении персиян в разных пунктах и вблизи наших границ заставило тифлисское начальство изменить расположение войск. Два батальона Троицкого мушкетерского полка, под начальством генерал-майора Небольсина, отправлены сначала на реку Курак-Чай, с тем чтобы, расположившись там лагерем, были готовы, по первому приказанию, двинуться в Карабаг. Две роты третьего батальона того же полка посланы на усиление отряда полковника Симоновича, расположенного в Памбаках и Шурагели. Имея в своем распоряжении Саратовский мушкетерский полк и батальон Кавказского гренадерского полка, Симонович должен был охранять эти две провинции от вторжения неприятеля. Он начал свою деятельность с того, что перевел всех пограничных жителей Шурагели из слабых мест в более крепкие и защищенные природой, каковыми были: селения Артик, Караул-Тепь и Кавчаго. Расположив в каждом из селений по две роты
[52], Симонович принял над ними личное начальство. Заняв селение Гумры двумя ротами Кавказского гренадерского полка с двумя орудиями, а селение Гамамли ротой Саратовского полка, Симонович обеспечивал все важнейшие места Шурагельской провинции
[53].
