С удалением Ших-Али волнения в большей части Кубинской провинции были прекращены, сообщение Кубы с Бакой восстановлено и проезд в Дербент обеспечен.
Назначение Джехангира ханом Кубинским было признано неудобным, так как, по донесению полковника Лисаневича, «беки и простой народ, из коих большая часть не сунни, а хан-шиэ, не хотят его иметь ханом, а поставить его против желания народа значило дать пищу для новых волнений»
[484]. К тому же народ привык отчасти к русскому правлению и, находясь под его охраной, не имел нужды, сверх платимых податей, уделять еще и на содержание хана. Все эти соображения побудили Лисаневича для управления Кубинской провинциею учредить диван из трех беков, с жалованьем из местных доходов и под председательством старшего воинского начальника, которым на этот раз был оставлен полковник Тихановский.
Такими мерами Кубинская провинция была успокоена и Ших-Али должен был навсегда отказаться от мысли возвратить потерянное владение. Тегеранский двор не оказал ему никакого содействия и, заботясь о собственных интересах, оставил без поддержки и другого своего эмиссара, царевича Левана, отправленного в Осетию для поднятия туземного населения против России.
Народ, известный под именем грузинских осетин, составлял в то время население около 5000 семейств, занимавших четыре ущелья, отделенные друг от друга высокими горами. По именам рек, протекающих по этим ущельям, осетины назывались: арагвскими, ксанскими, лиахвскими и нарскими.
С давних времен осетины находились в подчинении грузинских царей, управлялись поставленными царем лицами, преимущественно из грузинских князей. Впоследствии некоторые князья успели сначала сделать эти назначения наследственными в своей фамилии, а потом, пользуясь различными обстоятельствами, обратили осетин в своих крестьян. Так, арагвские осетины, по присоединении Грузии к России, были признаны казенными, но в 1806 году, по ходатайству князя Цицианова, пожалованы в потомственное владение князьям Эрнстовым. Лиахвские осетины принадлежали частью царю, а частью князьям Мочабеловым; с присоединением Грузии царские поступили в казну, а прочие остались у своих владетелей. Нарские осетины считали себя независимыми и состояли в управлении избранных ими старшин. Живя в горах и занимаясь преимущественно грабежом, они не платили русскому правительству никакой подати.
Находившиеся же во власти помещиков, по свидетельству современника, «испытывали такие насилия и жестокости, каковые на Кавказе никогда не были известны». Владельцы продавали их детей, отнимали жен и лишали имущества. Осетины ненавидели своих помещиков и всегда готовы были действовать против русского правительства, так как, по их убеждению, оно отдало их в рабство грузинским князьям.
При подобном настроении умов не трудно было поднять осетин одним обещанием лучшего будущего. Осетины готовы были слушать и следовать за каждым, кто пообещает доставить им свободу. Таким лицом явился из Персии царевич Леван, сын грузинского царевича Юлона, находившегося в Санкт-Петербурге и просившего императора Александра о прощении сына и о доставлении его к нему в Петербург. Получив известие о появлении Левана в Осетии и имея повеление императора удовлетворить желанию отца, Тормасов отправил в Осетию протоиерея Картвелова, бывшего воспитателем царевича, с поручением уговорить Левана вернуться в Грузию. Царевич отвечал, что с тех пор, как его отец, мать и родственники признали над собой власть русского императора, он отказался от них и никогда не будет искать покровительства русского правительства. После такого ответа главнокомандующий приказал прекратить с Леваном всякие переговоры. «Оставьте его, – писал Тормасов правителю Грузии, – на произвол собственной его несчастной участи, и, не давая такой слабой лихорадочной голове чувствовать, что мы интересуемся им, постарайтесь довести его до такого состояния, чтобы он буйную свою голову или сам с повинной ко мне принес, или бы вовсе лишился оной. На это же можно сыскать способы и есть у вас деньги»
[485].
В конце июля 1810 года осетины, подстрекаемые Леваном, напали на пограничное селение Цхинвал, ворвались в сады, но были прогнаны бывшею там ротой егерей, при содействии жителей и грузинской милиции. По получении известия о волнении, открывшемся в Осетии, правитель Грузии, генерал Ахвердов, прибыл в Цхинвал, чтобы успокоить встревоженных жителей. Не теряя времени, он тотчас же принял меры, чтобы при посредстве самих осетин, вообще жадных до золота, достать Левана в наши руки; но бдительность и осторожность
царевича были причиной неуспеха в этом отношении. Скрываясь в труднодоступных местах, Леван продолжал деятельно заниматься организацией восстания и, склонив на свою сторону большую часть осетин, стал производить с ними набеги на Карталинию, разорять жителей и угонять скот. Чтобы остановить подобные вторжения и обеспечить жителей, Тормасов отправил из Тифлиса в Цхинвал роту Кабардинского и роту 15-го егерского полков.
«Нужно окончить, – писал главнокомандующий, – те снисходительные меры, кои доселе были употребляемы против здешних обитателей. Восьмилетние опыты кротости только их разбаловали и доказали на опыте, что для азиятца, так же как и для горячей лошади, лучшее средство есть мундштук – он делает их послушными и кроткими.
Вот доказательство, как они нас обманывают, считая, что могут выплакать и выпросить себе прощение, в чем бы они ни были виноваты; эти осетины, которые клялись вам быть ревностными исполнителями вашего приказания и непременно поймать Левана, сами теперь сделались главнейшими мятежниками. Это не раз уже случалось со многими здесь начальниками. Итак, сила и страх, страх и сила справедливости одни только могут здесь действовать успешно, а милосердия здешний народ не чувствует и не понимает»
[486].
С прибытием двух рот из Грузии был составлен наступательный отряд, который заставил Левана удалиться в горы к осетинам, принадлежавшим князьям Мочабеловым, и поселиться в крепостце Схлеби, в 25 верстах от Цхинвала. Здесь в ожидании прибытия, согласно обещанию дяди своего, царевича Александра, с персидскими или турецкими войсками, Леван волновал народ, рассылал прокламации и письма, в которых писал, что царевич Александр идет в Грузию с многочисленными войсками, и приглашал грузин с собою. Наученные опытом, грузины не верили этим обещаниям, но осетины, прельщенные Леваном, обещавшим от имени Баба-хана чрезвычайные награды, отправили семейства и имущество в труднодоступные места и собирались в разных пунктах большими толпами. Тормасов приказал правителю Грузии отправить в Осетию войска для разогнания приверженцев Левана, но генерал Ахвердов находил это неудобным.
«В нынешнее время, – писал он, – в горах, лесом покрытых, невозможно ничего сделать, ибо как Леван, так и сообщники его, осетины, на всякой горе и в ущельях будут находить безопасное укрывательство, и, делая в проходах засады, могут наносить нашим войскам вред, и я полагаю экспедицию при удобном осеннем времени, когда листья с деревьев опадут, нужно сделать, введя войска в два или три ущелья вдруг. А дабы ныне Левана из Осетии выжить, не угодно ли будет позволить еще послать к нему губ. секрет. Давида Абазадзе, находившегося при царевиче Юлоне, на сих днях из России прибывшего, которого Леван коротко знает и который ему много может сказать о жизни и желании его отца, с тем, чтобы или его уговорил оставить свои происки и явиться, или чтоб удалился из Осетии»
[487].
