Для разведки вынуждены были вызывать охотников, которые за большую плату, пробираясь тайно по лесам и поднимаясь на горы, высматривали неприятеля издали и, дождавшись ночи, возвращались окольными путями. Они доставляли самые неверные сведения, притом только на третий день – время, за которое неприятель мог исходить всю Грузию вдоль и поперек.
В таком безвыходном положении Ираклий возлагал надежду только на новую присылку русских войск. Из лагеря при реке Дебеда он отправил к П.С. Потемкину третьего посланного с письмом, в котором писал, что, если через двенадцать или пятнадцать дней русские войска не прибудут в Грузию, страна эта должна погибнуть.
«Без нашей воли докучаем сим нашим писанием, – писал царь Потемкину
[234], – потому что по согласию турка и лезгина претерпеваем великое бедствие нашей земли, и может быть, что большее мучение и печаль случится. Мы не бережем себя, ежели кровь наша будет в пользу нашему отечеству, понеже никогда не жалели себя по должности нашей, кольми паче на сие время, в котором большие утеснения окружают нас и наши земли, где терпение бед и оказание храбрости предлежит всем. Но не чаем мы, ни народ наш, чтобы после нашей крови в покое и безопасности пребывали б наши и избавились от больших бедствий».
Мы видели, почему Потемкин не мог удовлетворить просьбу Ираклия. Он отвечал царю, что употребит все средства, чтоб оказать помощь, «но как можно послать войска, – спрашивал Потемкин, – когда дорога в Грузию вся испорчена? Я не замедлю приступить к исправлению оной, и тогда все, что от меня будет зависеть, исполнить не премину».
Предоставленный самому себе, грузинский царь все время оставался на одном месте. В это время Омар-хан, поднявшись по Дебеде до селения Узунлар в сорока пяти верстах от Тифлиса, отрядил одну партию к замку Лори, где та, не трогая укрепления, выжгла в окрестностях весь хлеб, сено и все, что только можно было истребить. Не встречая сопротивления и считая, что он нанес достаточное разорение Грузии, Омар-хан отправил к Ираклию грузинского дворянина Мурванова с объявлением, что готов помириться и стать союзником, если царь заплатит по пятидесяти рублей за каждого из пленных и положит ему, Омар-хану, ежегодное жалованье в десять тысяч рублей. Ираклий чрез того же Мурванова отвечал, что готов заплатить за каждого пленного по сорока пяти рублей – половину деньгами, а половину парчами – и что если Омар выйдет из его пределов за Алазань, тогда он поведет с ним дальнейшие переговоры. Не ожидая от Омар-хана удовлетворительного ответа, Ираклий отправил для подкрепления гарнизона в замке Лори семьдесят охотников с обещанием выдать каждому по пятьдесят рублей.
Помощь прибыла как раз вовремя, ибо 28 сентября Омар-хан атаковал Лори, но, не добившись успеха, скрылся из виду. Опять никто не знал, куда он направился. Прибывшие в разное время из Лори поодиночке грузины говорили только, что неприятель ушел, а куда – неизвестно. Прошло несколько дней, а сведений о неприятеле все не было, и Ираклий предполагал, что Омар-хан пошел на соединение с войсками Сулейман-паши Ахалцихского и что, получив от него помощь и несколько орудий, он устремится на Тифлис. Предположение это, казалось, готово было оправдаться, ибо 3 октября из Ахалциха вернулся один грузин, посланный туда Ираклием, который объявил, что видел лезгин у озера Топаравани, а на пути к Ахалкалакам узнал, что Сулейман-паша послал в Константинополь донесение о вступлении в Грузию Омар-хана и испрашивал у Порты указания, как ему поступать в данном случае. Ираклий счел за лучшее не ходить за неприятелем и отступил к Тифлису, как единственному месту, которое он при своих средствах намерен был защищать. Свое отступление он объяснял, однако же, тем, что намерен стать в центре своего царства и иметь возможность подать помощь во все стороны, куда бы неприятель ни устремился. По прибытии в столицу было получено известие, что Омар-хан пошел в Ахалкалаки, следовательно, на соединение с пашой Ахалцихским.
Теперь опасность Грузии грозила со стороны Ахалциха, но, несмотря на настояние Бурнашева отправить хотя бы часть войск для обороны границ с этой стороны, Ираклий не трогался с места. Турки, соединившись с лезгинами, партиями от 300 до 700 человек делали набеги по обоим берегам Куры, угоняли скот, грабили имущество и уводили в плен жителей. Набеги производились, очевидно, с позволения турецкого правительства. Хотя Порта, вследствие требования нашего посла, и разослала соседним пашам запретительные фирманы, в которых приказывала не трогать быка, если лежит, и не заставлять его подняться, тем не менее втайне она покровительствовала всем враждебным действиям против России и, не жалея денег, рассылала их азербайджанским ханам и горским владельцам. Посланные Порты время от времени появлялись в разных местах Закавказья и в Дагестане. Один пробрался к осетинам с поручением уговорить их портить дороги и мешать всякому сообщению между Россией и Грузией
[235]. Если осетины не согласились исполнить желание турецкого правительства, то происки Порты среди других племен не прошли бесследно, и число неприятелей России ежедневно увеличивалось. «Долгом поставляю, – доносил полковник Бурнашев
[236], – точное представить состояние относительно нас в Грузии, что соседи коварны и вообще нам неприятели; союзник во всех частях слаб и ненадежен; продовольствие войск наших не в моей власти и доставляется весьма медленно, и сверх сего не имею я других средств, кроме царской стороны, получать сведения о делах соседних».
Грузины были совершенно не способны добывать сведения, и много времени прошло с тех пор, как Ираклий получил последние новости о неприятеле. До Тифлиса дошли только слухи, что жители Памбак, страшась вторжения лезгин, ушли в Эриванскую область, а некоторые дошли до Карса. Хотя Сулейман-паша и требовал с угрозами от хана Эриванского отдать ему все, принадлежащее грузинам, хан отказал и принял всех бежавших с их имуществом под свое покровительство. Ибраим-хан Шушинский, все еще стоявший под Ганжей, пользуясь замешательством в Грузии, пытался было овладеть городом, но был отбит с уроном. Тогда он отправил Ираклию письмо, в котором уверял, будто отступил от Ганжи по его совету и что, желая сохранить с ним союз и дружбу, отправил к Омар-хану посланного с предложением помириться с Ираклием. Карабахский хан говорил, что если Омар-хан откажется исполнить его требование, то он готов содействовать Грузии своими войсками. Не доверяя Ибраиму, Ираклий просил его прислать не войска, а деньги на военные издержки, которых, конечно, хан Шушинский не прислал, точно так же, как не думал делать никаких предложений Омар-хану Аварскому.
Последний, расположившись со своим ополчением в Ахалкалаках, получил от Сулейман-паши Ахалцихского 100 кес денег и содержание для войск. Соединившись с лезгинами и предполагая совершить новое вторжение в Грузию, Сулейман отправил в Имеретию к царю Давиду посланного с обнадеживанием, что Порта пришлет царю саблю, шубу и фирман на признание его в царском достоинстве, если Давид присоединится к ним со своими войсками.
