Князь Чавчавадзе не скрывал своего мнения и высказывал открыто, что грузины должны быть счастливы тем, что присоединены к России, но что благополучие их не будет иметь места и твердого основания, пока они должны будут повиноваться настоящему образу правления. Коваленскому не нравились эти разглашения. Правитель Грузии знал, что князь Чавчавадзе был одним из первых лиц, устранивших его влияние на Георгия XII в то время, когда он был назначен полномочным министром при дворе царя Грузинского. Он был нерасположен к князю Чавчавадзе. Князь знал об этом нерасположении, но надеялся на репутацию, составленную им в Петербурге, как о лице, искренно преданном России.
Чавчавадзе не скрывал о всеобщем неудовольствии и ропоте народа на тамошнее правление; говорил, что не знает, как избавиться от посетителей, приезжающих к нему отовсюду, приносящих ему жалобы и требующих мер к заявлению всеобщего желания переменить правительство, которое для народа через меру тягостно.
– Такой образ мыслей, – говорил Соколов князю Чавчавадзе, – будет сочтен не иначе как поступком, несообразным с высочайшей волей, постановившей правление в Грузии. Это будет явным нарушением присяги, данной русскому императору.
– Мы охотно подвергаем себя всякому наказанию, – отвечал Чавчавадзе, – если только поступим противно высочайшей воле, но желания и намерения наши не к тому вовсе клонятся. Мы хотим только повергнуть к стопам милосердого монарха всенижайшую просьбу с объяснением в ней всего горестного положения нашего. Просьбу эту хотим отправить с избранным от общества князем.
«Лучше бы было гораздо, – писал он Лошкареву, – если бы переменился план здешнего правительства и учинился бы другой род порядка. С моей же стороны, как верный раб и подданный, буду стараться исполнять все то, что мне будет приказано. Если продолжится на таком же основании правление, я не предвижу никакой пользы и потому прошу вас убедительно пещись обо мне, чтобы я мог с семейством моим иметь свое там жительство под протекцией моего всемилостивейшего государя, ибо нет для меня возможности жить здесь ни под каким видом».
Слухи о беспорядках и злоупотреблениях, существовавших в управлении Грузией, обратили внимание петербургского кабинета.
Донесения различных лиц, посланных в Грузию, рассказы путешественников, посетивших страну, и, наконец, письма самих грузин к некоторым лицам, стоявшим во главе нашего правительства, убеждали одинаково в беспорядочности верховного грузинского правительства и свидетельствовали о крайнем порабощении грузинского народа. Беспорядочность правления происходила сколько от своеволия некоторых лиц, столько же и от изолированного, чуждого народному характеру порядка ведения дел.
Правление не слилось с народом, не вошло в изучение привычек, характера и обычая народного. Оно действовало при том искреннем убеждении, что не правление существует для блага народного, но грузины созданы для произвола правления; что не правитель призван в Грузию для устройства страны и благоденствия каждого, но Грузия создана для того только, чтобы Коваленский был правителем ее. Очевидно, что при таком взгляде не могло быть порядка в управлении страною, народ не мог быть доволен правлением и, естественно, желал его перемены.
Для лучшего водворения порядка и спокойствия необходимо было поставить во главе управления такого человека, который, зная народный характер, войдя в его нужды и потребности, мог бы очистить страну от накопившегося в ней сора, следовательно, имел бы твердый характер и достаточную степень энергии. Таким являлся генерал-лейтенант князь Павел Дмитриевич Цицианов.
В сентябре 1802 года император Александр признал необходимым отозвать от управления краем генерала Кнорринга
[562], сменить Коваленского и назначил князя Цицианова главнокомандующим на Кавказе.
Приложение 1
Копия с инструкции, данной коллежскому советнику Соколову
По высочайшему государя императора соизволению, назначаетесь вы отправиться в Имеретию с высочайшею его императорского величества грамотою к царю Соломону, для исходатайствования у его высочества увольнения царевичу Константину, в крепости Мухури под присмотром содержащемуся, а в помощь вам отправляется при вас, по знанию азиатских языков и тамошних мест и обрядов, ведомства государственной коллегии иностранных дел коллежский асессор Яковлев; почему для руководства вашего к точному исполнению сего высочайшего поручения предписываю следующее:
1. По получении сего наставления и всемилостивейше пожалованных из государственной коллегии иностранных дел на проезд в оба пути вам самим пятисот червонных, на доставление сюда имеретинского царевича пятисот червонных и на проезд же туда и обратно определенному при вас коллежском асессору Яковлеву двести пятьдесят червонных, да обоим вам на снабжение себя всем нужным к сему путешествию, единовременно не в зачет годовых окладов, извольте оба вместе, не мешкав, отправиться в предлежащий вам путь. По прибытии же в Моздок имеете вы, в силу указа, от государственной коллегии иностранных дел вам данного, требовать от тамошнего начальства для безопасного путешествия вашего до Тифлиса проводников и нужное вам по обстоятельствам вспомоществование. А по приезде в Тифлис явиться к главнокомандующему там господину генерал-лейтенанту Кноррингу, коему, вручив мое письмо (и особый пакет вам вверенный, содержащий в себе высочайшую грамоту к Эриванскому хану и прочие бумаги об избрании армянского патриарха Даниила), испросите у него, равным образом, команду для безопасного продолжения пути вашего в Имеретию.
2. По прибытии в Имеретию следует вам послать, предварительно, к его высочеству царю Соломону определенного при вас коллежского асессора Яковлева, как для извещения о вашем приезде, так и для испрошения времени, когда царь назначит вам быть к себе для получения от вас высочайшей грамоты.
В назначенное же вам для того время, прибыв во дворец и вошед в покой, в коем царь будет находиться, сделайте его высочеству приветствие: «Что всемилостивейший государь император отправил вас к его высочеству с дружескою и благоволительною его императорскою грамотою, которую с благоговением царю тут же и вручите. Без сомнения, царь, приняв грамоту, пригласит вас сесть, тогда вы именем государя императора спросите о здоровье его высочества, царицы супруги его и всего царского дома, а потом сделайте ему приветствие и от меня. Спустя несколько минут, встав опять, изъясните ему с вежливостию: «что его императорское величество, уверен будучи о дружбе и всегдашней к себе приверженности его царского высочества, по единоверию издавна существующих, надеется на точное его выполнение высочайшего своего желания, в грамоте предложенного». Когда же вы потом от царя возвращаться будете, испросите у его высочества, чтоб вам позволено было для засвидетельствования почтения приходить во дворец в те часы, кои его высочеству угодно будет назначить.
