Недостаточность образования, малая степень народного развития не дозволяли грузинам видеть, что исполнение такого желания их было положительно невозможно. Поэтому народ остался не вполне удовлетворенным своею новою судьбою. Грузины были в каком-то неопределенном положении, не то довольные, не то недовольные. Отделяя частный интерес от общественного, каждый желал прежде всего освобождения от податей и повинностей, и, когда узнали, что в манифесте о присоединении страны ничего о том не сказано, грузины разочаровались в своем ожидании.
При таком положении вещей новому правительству надлежало быть чрезвычайно осторожным, чутким и деликатным. Для округления дел необходимо было сглаживать углы исподволь, мягко и ровно, не возбуждая страстей, не нарушая народной гордости и чести…
Со своей стороны петербургский кабинет, и во главе его император Александр, сделал все, что могло способствовать благоденствию Грузии. Россия, долгое время не получая никакого дохода от вновь присоединенной страны, употребляла свои собственные деньги для устройства и обеспечения как частной, так и общественной собственности грузин. Присоединяя к своим владениям единоверный себе народ, Россия поступала вполне бескорыстно, имея одну только цель – своими пожертвованиями утвердить благосостояние новых соотечественников и единоверных братьев одного великого государства.
К несчастию, великодушие и благие намерения императора не отразились вполне на некоторых исполнителях его воли и предначертаний. Надеясь и веруя в честность и благоразумие каждого из лиц, призванных к управлению страною, Александр I невольно допустил возможность изменения своих предначертаний, «дозволяя главнокомандующему, вместе с правителем, сообразить их с умоначертаниями тамошнего народа».
Это-то дозволение и послужило впоследствии поводом к некоторым беспорядкам в Грузии, произведенным людьми, не следовавшими безусловно указаниям русского правительства, а преследовавшими единственно свои личные интересы.
Глава 20
Положение дел при устройстве русского правления в Грузии. Слухи о намерении персиян вторгнуться в Грузию. Сношения с эриванским ханом. Движение Лазарева в Шамшадиль, для защиты ее от притязаний ганжинского хана. Действия полковника Карягина против хана Нахичеванского
При объявлении манифеста о присоединении Грузии страна эта не имела покоя ни от внешних, ни от внутренних врагов. В числе последних были преимущественно члены царского семейства, перессорившиеся друг с другом, тягавшиеся за право владения страною и явно враждебные русскому правительству. Прекращение их интриг, удаление их от всех дел и введение русского правления было делом необходимым. Но при этом возникали для русского правительства многие весьма важные вопросы: нужно было хорошо знать страну, ее обычаи, степень цивилизации, чтобы новые порядки, при всей их доброй цели, не легли тяжелым бременем на жителей и не заставили их пожалеть о старых. Нужно было устранить все, чем могли воспользоваться лица прежней царской фамилии для возбуждения неудовольствия против нового правления. Начиная новое дело, необходимо было поставить во главе таких лиц, способности и качества которых стояли в уровень с трудностию дела.
Главнокомандующим в Грузии и на Кавказской линии назначили генерал-лейтенанта Кнорринга, а действительного статского советника Коваленского – гражданским правителем вновь присоединенной страны. Ни тот ни другой не стояли на высоте своего призвания и не пользовались добрым мнением грузин. Кнорринг не умел примениться к народному характеру и еще при первом посещении Тифлиса своими действиями возбудил нерасположение народа. Что же касается до Коваленского, то, состоя в качестве министра при дворе последнего царя Грузии Георгия XII, он «навлек на себя от царя, вельмож и народа неудовольствие».
Как только в Тифлисе узнали о назначении Коваленского, то царевич Баграт тотчас же написал канцлеру письмо, в котором просил его вызвать Коваленского в Россию, как человека не терпимого грузинами. Царевич просил вместо Кнорринга и Коваленского определить других, «дабы, – писал он, – в грядущие времена, как мы (лица царской фамилии), так и народ грузинский не могли лишними обременять его величество просьбами».
За двумя главными деятелями тянулась целая серия чиновников, назначенных в состав верховного грузинского правительства, без всякого разбора, и своим поведением подававших о себе весьма невыгодное мнение. Не зная ни характера народа, ни его языка, они запутывали и затягивали все дела. Еще до приезда Коваленского во временном грузинском правлении в Тифлисе, как в единственном месте решения всех гражданских дел, накопилось их такое число, что генерал Лазарев принужден был, прежде объявления манифеста, открыть гражданские суды в Гори, Кизихе (Сигнахе) и Телаве. Мера эта не много помогла делу. Недостаток знающих русский и грузинский языки был так велик, что сам главнокомандующий Кнорринг едва мог отыскать в Кизляре священника, который один исполнял при нем должность переводчика в течение нескольких лет. «Из сего можно заключить, – писал впоследствии князь Чавчавадзе, – каково было положение присутственных мест, лишенных необходимого средства – знания языка. Тогдашние переводы состояли из слов, набросанных на бумаге без всякого смысла, и следственно, не все обстоятельства дела были известны судьям». Такие же непонятные решения и определения выдавались и просителям. Грузины выходили из судов, не зная, кто из них прав и кто виноват.
Все это заставило находившихся в Петербурге грузинских депутатов, князя Герсевана Чавчавадзе и Палавандова, обратиться с просьбою к императору о перемене как Кнорринга, так и Коваленского. Депутаты хлопотали о том, чтобы главным начальником в Грузии назначили кого-нибудь из знатнейших лиц страны или одного из царевичей. Государственный совет, на рассмотрение которого была передана их просьба, нашел, что император, принявший на свое попечение благосостояние грузинского народа наравне с русскими подданными, «относит к своему попечению и назначение главных начальников».
Таким образом, желание послов и народа осталось неисполненным. Князь Чавчавадзе, не теряя еще надежды на успех, обратился тогда к Лошкареву и просил его содействия, как лица, через которое шли все просьбы грузин. Лошкарев, находясь в то время на службе в Иностранной коллегии, был назначен, вместе с графом Ростопчиным, для ведения переговоров о присоединении Грузии к России и принял в этом деле самое живое участие, оставшееся, однако же, без успеха. Он сообщал князю Куракину, «что вся Грузия не терпит Коваленского»; что он имеет множество писем от послов, царевичей и других лиц Грузии, которые единогласно писали, что они его, «по известным причинам, терпеть у себя не могут».
Не дождавшись ответа Лошкарева, посол князь Чавчавадзе отправил в Грузию один экземпляр манифеста и штат. Он сообщал своим родственникам, что все поручения, которые он имел от покойного царя, не исполнились. «Царство уничтожили, – писал он, – да и в подданные нас не приняли. Никакой народ так не унижен, как Грузия… Вы еще имеете время, чтобы общество написало сюда одно письмо, дабы я здесь ходатайствовал о нашем состоянии, просил иметь царя и быть под покровительством. Знайте, если будете просить царя – дадут. Если же в полномочии мне не доверяетесь, то отправьте сюда одного кого-нибудь из вас, – ему и мне дайте полную волю, и мы оба будем стараться о совершении сего дела…»
[531]
