– Мы государыни не злословим, – говорили собеседники, – и со стороны государыни нашей ни о каком озлоблении к нам не слыхано. Она правосудна, но правосудие от нее не отошло и к нам не пришло.
– Нашим людям ногайской дороги всех труднее, ибо генерал и мурза (А. Тевкелев) вблизи Оренбурга находящихся башкирцев мучили, все лето заставляя возить на свои дачи бревна, дрань и лубье.
Башкирцы думали, как бы им избавиться от притеснений и довести о них до сведения государыни, и решили, что одно только восстание может обратить на них внимание правительства
[329].
– Станем и мы веру их ругать, – говорили они, – в свою обращать и имения их грабить. Слух об этом и о причине дел наших дойдет до государыни, и тогда рассмотрение с правосудием учинено будет.
Наслышавшись таких речей, Батырша отправился в деревню Салчугут, куда на свидание с ним съехалось также от 60 до 70 человек. Здесь он увидел тоже всеобщее недовольство и потому, возвратившись домой, стал думать, как бы вывести народ из такого положения и довести до сведения государыни об истинном положении дел. Отправить депутацию в Петербург считалось делом невозможным: надо было истратить много денег и достать паспорты, которых начальство не даст. Пример тому был перед глазами: когда на мещеряков было наложено по 25 коп. дани, то они хотели ехать просить государыню сложить с них этот налог. Выбранные ими депутаты были переловлены и наказаны, а все мещеряки оставлены в подозрении, как люди бунтующие. То же самое было бы и с башкирцами.
Сознавая это и не зная, еще как помочь горю, Батырша, по его словам, начал с того, что перестал поучать народ повиноваться властям, хотя и не проповедовал открытого восстания. Между тем приезжавшие к нему с разных концов Башкирии для разъяснения религиозных вопросов и споров по разделу имения привозили известия, что население настолько возбуждено, что готовит оружие. Однажды приехал к нему из-под Оренбурга каргалинский мулла Абдюсет, который также заявил, что и у них башкирцы готовят оружие.
– Какие у вас еще вести есть? – спросил его Батырша.
– Ехавши из Оренбурга, – отвечал мулла, – по казанской дороге спрашивал мещеряков, в каком состоянии находятся, и на то отвечали они мне, что которая сторона сильнее будет, той и держаться будем.
– А старшины ваши в каком состоянии находятся, знаешь ли?
– О состоянии и мнении народном не знаю, только от своей деревни людей слышал, что старшина Сулейман говорил: ежели к лесу и степям находящиеся народы соединясь восстанут, то нам с ними не соединиться невозможно будет.
– Сам не говори ни о чем, – просил Батырша муллу, – других людей разговоры со вниманием слушай, и какое известие услышишь, с крайней поспешностью мне объяви.
Отпустив домой муллу, Батырша поехал опять к старшине Муселиму.
– День за день добро ли умножается или зло? – спрашивал Батырша старшину.
– О чем ты спрашиваешь, – отвечал Муселим, – самому тебе известно, что от мучения неверных затылок у меня переломился; чтобы Бог и у них затылок изломал и упование их пресек. Из команды моей и из деревни Салчугут многих людей с женами и детьми коварством и страхом от закона отвратили и разорили. Я состарился и силу мою истратил, служа повелениям государевым; исполняя указы, единоверных моих кровь пролил и живота лишил, а напоследок, со стороны неверных, нападки не только не прекращены, но умножились.
«Потом, – показывал Батырша, – того же лета, в осеннее время и зимой со всех сторон приезжие, отъезжие и мимоезжие некоторые люди, ради свидания, ко мне приходили; и таким образом у приходящих ко мне людей у каждого спрашивал, и они говорили, что все готовы, и в будущее лето, когда зеленая трава будет, накормя лошадей, на кони сесть намерены; также, что между мещеряков слух носится, что когда окольные башкирцы на коней сядут, то и они готовы будут».
Будучи в селении Орта, Оранской волости, Батырша слышал, что жители учатся стрелять, что они приобрели большую опытность в стрельбе из лука и умеют бегать на лыжах так шибко, что самая легкая лошадь догнать их не может.
– Наши так мужественны, – рассказывали Батырше, – что когда в прошлых годах в Гаинскую волость приходило до тысячи человек русского войска, и телегами окружась, яко в крепости стояло, то наших четыреста человек гаинцев стрелами и копьями крепость эту взяли, всех русских побили и пушками их овладели.
Рассказчики уверяли, что в будущее лето без сражения с русскими не обойдется. В марте 1755 года к Батырше приехал с ногайской дороги, из Кинчатской волости, посланный с письмом, в котором предлагалось, «чтобы люди по должности своего закона о возвышении веры душой и имением старание прилагали и ради закона Божия разжигались и дрались, и тем закон свой исполняли и повеления пророка». В письме прибавлялось, что все знатные люди о том старание имеют.
– Не видно, кем писано письмо, – заметил Батырша посланному, – кто дал тебе его?
– Мулла наш с писарем два раза в Оренбург ездили, – отвечал посланный, – и по приезде сие письмо дали для передачи вам, но не объявили мне, от кого оно писано, только сказали, что по прочтении он скоро сам спознать может.
Батырша не мог, однако же, догадаться и видел только, что оно написано кем-то из ученых людей. Письмо это произвело на него большое впечатление, и, мечтая давно быть в числе избавителей народа от притеснений, Батырша решился стать во главе народного движения. Он написал воззвание, в котором подробно изложил все притеснения, которые несут магометане, и укорял тех, которые, отступив от веры отцов, приняли христианство и стали сторонниками русских. Сожалея о таком раздвоении нации, Батырша предсказывал погибель башкирскому народу.
«Какое благо, – спрашивал он в своем воззвании
[330], – и какой плод может быть в том народе, который между собой не имеет союза, но гибели своей сам причиной? Какой покой и какое благоденствие тот народ получит, который пребывает между неверными жилищами и имеет поставленных над собой нечестивых старшин, верность являющих неверным, и оставя своих законных правоверных судей и ученых людей, требует суда от тех нечестивцев?..
Всем вам верным, исповедующим единого Бога, советую от вышеописанных дел и непотребных действ отстать, т. е. с неверными россиянами в согласии не быть, правоверных не разорять и кровь их не проливать, имения не грабить и самих в плен и слуги не имать. Неверным россиянам головами вашими во всякой службе, т. е. лопатничей работе не быть и им, неверным, городов не строить, их от жила до жила и от города до города на подводах ваших не возить, ясака и фуража не давать и на землях и водах, искони дедами и отцами вашими владеемых, им, неверным, города, крепости и заводы строить воли не давать и в других службах им не находиться; к поднятию руки им, неверным, способа не давать и правоверный народ от бесчисленных обид и налогов защищать; правой вере нашей день от дня померцать и хулить не допускать. А о прежнем своем в том прегрешении принесите ваше покаяние и тем испросите оставление [грехов] и возымейте надежду на истинного великого Бога, который щедр и милостив, и может нам, правоверным, во славу и возвышение веры нашей, изрядных над нами духовных опекунов определить, а имеющихся у нас, поставленных от неверных, нечестивых старшин, из среды нас извергнуть и нам благословение, благодать, помощь и силу дать и день от дня правую нашу веру укрепить.
