– Мне и Харчов, – заметил Плотников, – о таком его намерении сказывал…
– Так это он, в рот ему собаку, – перебил Мясников, – все дело наше испортил; мы всегда считали лучшим, если бы государь показался в городе и вывел из сомнения тех, кои худо верят. Однако кого же вы думаете посылать к государю?
– Да кого послать, мы и сами не знаем. Ведь это не шутка, надобно послать надежных людей: разве Андрей Овчинников и Данила Победимов согласятся к нему съездить?
Избранные лица согласились было ехать, но потом отказались: Победимов сказал, что у него нет лошади, а Овчинников отговаривался тем, что ему необходимо быть на свадьбе у казака Василия Сидоровкина. Отказ этот поставил Плотникова, Почиталина и Мясникова в затруднительное положение, из которого они были выведены пришедшим казаком Козьмой Фофановым.
– Я слышал от племянника своего, Андрея Овчинникова, – говорил вошедший, – что вы хотите послать от войска двух человек к проявившемуся государю и для того нарядили было Андрея, но он просил меня, чтоб я туда вместо его съездил, и если вы еще никого не послали, так пошлите меня, я с охотой туда поеду.
– Поезжай, Кузьма Иванович, – говорили обрадовавшиеся Плотников и Почиталин, – съезди ты к государю-то ото всего войска Яицкого, да и от нас изъяви ему поклон. Если он станет тебя о чем спрашивать, так из изъясни ему и расскажи хорошенько, а особливо о нашем житье, как мы теперь все разорены и обижены и что недавно наших войсковых старшин, сотников и казаков многих наказывали кнутом, ноздри рвали, в ссылку послали, а многих плетьми секли и в солдаты написали, вот какая наша крайность. Попроси ты его, чтоб он заступился за нас, сирот, и защитил, а мы, скажи ему, до последней капли крови верные ему слуги, охотно принимаем его в войско, лишь бы он нас не покинул. Да спроси его, как он прикажет нам видеться с ним, где прикажет собраться и когда? Всего бы лучше просить его так: не можно ли, батюшка, вашему величеству явиться к нам в войско тогда, когда мы выедем на плавню; мы вас там всем войском примем с радостью.
Получив такую инструкцию, Фофанов подговорил ехать с ним Дмитрия Лысова (он же Сергеев), но так как в глазах Пугачева они могли быть депутатами от всего войска только в том случае, когда их приведет Мясников, то Лысов отправился к последнему с заявлением, что и он поедет.
– Что, брат, – спрашивал он Мясникова, – куда вы государя-то спровадили?
– Я ничего не знаю.
Мясников побоялся сказать Лысову, где находился Пугачев, потому что в бывшие беспорядки на Яике, в 1772 году, Лысов был одним из главных сообщников, но подобно Шигаеву остался без наказания, и казаки подозревали, что он передался на сторону старшин. Лысов был человек пронырливый, сметливый и чрезвычайно настойчивый. Он долго приставал к Мясникову, чтобы тот сказал, где государь.
– Ну, на что тебе? – спросил наконец Мясников, выведенный из терпения.
– Мне хочется его посмотреть.
– Провались ты от меня… Приезжай, если хочешь, завтра ко мне в Сластины зимовья
[298] и дожидайся меня там.
Лысову только это и было надобно. На другой день он был уже в Сластиных зимовьях, куда поодиночке, чтоб отвлечь всякое подозрение, приехали Мясников и Фофанов. Отсюда все трое поехали на Усиху в стан Пугачева. При приближении их Чика, завидя издали трех всадников и полагая, что это ертаулы, то есть передовые объездных команд, выехал верхом навстречу и стал маячить пикой, то есть показывать вид сопротивления. Лысов для шутки сделал то же самое, но Чика скоро узнал Мясникова, сделал на лошади круг, а затем такой же круг был сделан и Лысовым
[299].
– Ну, рожа, насилу-то тебя принесло, – говорил Чика, обращаясь к Лысову.
– А почему мне знать-то, – отвечал он, – видишь, вы все секретничаете, а то я бы давно уже приехал.
Пугачев сидел у костра, разложенного под деревом, и, увидя Мясникова с двумя казаками, очень обрадовался, предполагая, что прибыли наконец представители от всего войска. Решившись принять их с почетом и с некоторой торжественностью, Пугачев, лишь только увидел, что казаки слезают с лошадей, тотчас же отправил к ним бывших при нем Василия Коновалова и Сидора Кожевникова.
– Подите, ребята, – сказал Пугачев, – примите от стариков лошадей.
Хотя Фофанов и Лысов были далеко не старики, но Коновалов и Кожевников исполнили приказание. Прибывшие подошли к самозванцу.
– Здравствуйте, други мои, войско Яицкое, – сказал он.
Лысов и Фофанов низко поклонились Пугачеву и поцеловали его руку.
– Зачем вы сюда приехали? – спросил самозванец.
– Мы приехали, – отвечал Фофанов, – для отдания вашему величеству поклона и для уверения, подлинно ли вы здесь.
– Благодарствую, что вы меня нашли. Я великий государь Петр Федорович, пришел к Яицкому войску с тем, чтобы вы меня приняли и возвели на царство по-прежнему, а я за вас вступлюсь. Слышал я, что вы, бедные, разорены.
– Подлинно, батюшка, – говорил Лысов, – мы все обижены, и заступиться за нас некому, не оставь нас.
– Извольте, други мои, я за вас вступлюсь, только вы послужите мне, великому государю, верой и правдой.
– Рады тебе, батюшка, служить до последней капли крови.
– Что слышно у вас обо мне в войске Яицком, хотят ли меня принять?
– Говорят, ваше величество, разно: иные верят, а иные не верят: ведь вы знаете народную речь; но когда же было, чтобы войско Яицкое вас не приняло, если вы вступите в городок.
– Я затем вас сюда призвал, чтобы вы повестили войску собраться ко мне сюда. Если бы собралось ко мне сот до пяти, так я бы вышел с ними на плавню и явился войску тогда, когда оно остановится на первом обеде
[300].
– Вряд ли, ваше величество, будет у нас плавня; чуть ли не отказана будет.
– Ну, так что же, тогда я пойду с ними прямо в город со славой, будто бы с Донским войском, а не с Яицким.
– Хорошо, ваше величество, мы будем повещать об этом войско.
– Мне теперь, други мои, надобен письменный человек, так сыщите и пришлите его ко мне.
