Убежденный этими словами, Оболяев согласился ехать и стал запрягать лошадей. Перед отъездом Пугачев призвал к себе Чуйкова.
– Смотри ж, Афанасий, – сказал он, – никому о том, что давеча слышал, не болтай и посторонним ни одному человеку, что я государь, не сказывай. Если кто из приезжих станет спрашивать уметчика, так говори, что он поехал в Сызрань, снимать на будущий год умет, а не говори, что со мной поехал на Иргиз. Но если приедут сюда казаки от войска Яицкого, так ты прикажи им меня дожидаться, только чтоб они не в умете дожидались, а на степи, и ты покажи где-нибудь место.
Чуйков обещал исполнить в точности данное ему наставление, а Пугачев, сев в кибитку с Оболяевым, отправились в путь.
– Есть ли у тебя, – спрашивал Пугачев дорогой Оболяева, – в Исакиевом ските знакомые старцы?
– Как не быть! Они ведь часто ездят мимо меня в Яицкий городок и всегда останавливаются на умете.
– Ну, так мы заедем в их хутор, и чем по грязи таскать телегу, так оставим ее тут, а ты выпроси у старцев себе лошадь, моя рыжая под верхом не ходит, и съездим в Мечетную. Как приедем мы на хутор, так ты сбегай в монастырь; я знаю, что тут много пришельцев есть, так ты откройся какому-нибудь старику и посоветуй ему, чтоб он уговорил тех пришельцев идти прямо к Яицкому городку и там ожидать. Особливо мне письменные [грамотные] люди нужны, их тут, я чаю, довольно. Да только смотри недолго мешкай, нам надобно сегодня же назад вернуться.
Оболяев ходил в монастырь и объявил одному из старцев, что проявляется государь Петр Федорович, который приказал ему поискать для себя здесь писарей и пришельцев и сказать им, чтоб они все шли к Яицкому городку.
– Если это правда, – отвечал старец, – так дай Господи, только теперь таких людей в монастыре нет; набралось бы человек двадцать, но и те от команды сыщиков разбежались.
Возвратившись из монастыря, Оболяев и Пугачев поехали верхами в Мечетную и остановились у двора Косова, малолетний сын которого сказал приезжим, что отца дома нет, что он возит с поля хлеб и скоро возвратится. Пугачев отправился на гумно, но на дороге встретился с Косовым. Последний, увидя Пугачева, удивился и «как бы чего испугался».
– Ба! куманек, ты здесь! – проговорил Косов. – Все ли в добром здоровье? откуда ты взялся?
– Слава богу, жив родительскими молитвами.
Видя, что приятели встретились, Оболяев отправился на хутор за оставленной лошадью, а Пугачев остался с Косовым.
– Помнишь, – говорил ему Пугачев, – что у тебя остались моя рубашка, рыба и лошадь?
– Все, братец, взяли от меня в Малыковку, – отвечал Косов, – да и самому мне было много хлопот.
– Кому было брать, все, верно, у тебя…
– Скажи-ка, как ты из Казани-то ушел? – перебил его Косов.
– Бог освободил.
– А есть ли у тебя паспорт?
– Есть.
– А где ж он?
Пугачев видел, что дело плохо и что Косов спрашивает о паспорте недаром.
– У меня паспорт лежит в телеге, потому что, видишь ли, дождик идет, так чтобы не замочить, я оставил его в телеге.
– Пойдем-ка, брат, мы лучше к выборному, – сказал Косов.
– Зачем теперь ходить, мы ужо сходим, я к тебе скоро вернусь, – отвечал Пугачев и, ударив по лошади, ускакал.
Догнав Оболяева, он рассказал ему свой разговор с кумом.
– Я уехал от него, а он пошел вдоль по улице; конечно, у него есть какое-нибудь злодейство надо мной.
– Зачем же ты сюда ездил, если ожидаешь злодейства? – говорил уметчик.
– Да что они со мной сделают; мне лихо только добраться до монастыря, а там уж им меня не сыскать.
– Я прятаться не буду, – говорил Оболяев, – я за собой никакого дела не знаю; вот разве ты что знаешь, так прячься.
– Я им, кажется, тоже ничего не сделал, – проговорил Пугачев, и оба поскакали к монастырю.
Подъехав к Пахомиеву скиту, оба всадника въехали на двор; но не успел Пугачев свести лошадь под сарай, как вышедший из-за пекарни старец предупредил его о погоне.
– Чего ты с лошадью возишься, – сказал он Пугачеву, – или не слышишь, какая топотня; ведь это, конечно, за вами погоня, убирайся скорее.
Пугачев бросил лошадь и скрылся за старческими кельями, переправился в лодке через реку Иргиз и ушел в лес. Человек пятнадцать преследователей, предводимых Косовым, ворвались во двор и схватили Оболяева.
– Где тот человек, который с тобой ехал? – спрашивали они.
– Он побежал вон туда, – отвечал уметчик, указывая на кельи старцев.
Обыскав все кельи и не найдя в них Пугачева, сыщики ударили в набат. На звук колокола все старцы вышли из своих келий и даже прибыли из соседнего Филаретовского скита; но Пугачева отыскать было трудно: за Иргизом был дремучий лес, в котором легко было спрятаться от какой угодно погони
[282]. Пугачев даже и не уходил далеко от берега и слышал все, что происходило в Пахомиевом скиту. Дождавшись в лесу ночи и видя, что все успокоилось, он снова переехал через Иргиз, дошел до монастырского хутора, запряг оставшуюся свою лошадь в телегу и тайно от спящих старцев уехал на Таловый умет, где ожидали его яицкие казаки
[283].
Глава 9
Свидание Пугачева с казаками Караваевым, Шигаевым, Чикой и Мясниковым. – Осмотр царских знаков. – Переселение Пугачева с Талового умета в хутора Кожевниковых.
Возвращение Караваева и Кунишникова в Яицкий городок и рассказы их о виденном и слышанном произвели сильное волнение среди казаков войсковой стороны. Каждый, кто только имел возможность, тайком пробирался в дом того или другого из приехавших, чтоб удостовериться в справедливости слуха, облетевшего весь городок.
Рано утром следующего дня молодой казак Тимофей Мясников отправился к Кунишникову и, узнав, что он у Караваева, пошел к последнему.
– Что, Сергей, – обратился пришедший к Кунишникову, – подлинно ли вы на Таловой видели царя?
– Подлинно.
– Он велел, – вмешался Караваев, – прислать к себе человека другого, от войска; поговорить о чем-то хочет. Мне самому приказал он приезжать, да кого взять другого, не знаю, а мне нельзя не ехать, потому что без меня другим не поверит.
Узнав такую новость, Мясников пошел домой, а после обеда, выйдя на базар, встретился опять с Кунишниковым.