Несколько ранее, а именно в октябре 1771 года, записался в ту же команду донской казак Спиридон Иванов под именем Спиридона Долотина. Уроженец Березовской станицы, оставшийся еще в детстве круглым сиротой, Иванов по достижении девятилетнего возраста отведен был казаком Болдиным в Волгское войско, в Караваинскую станицу, и отдан казаку Титову. Переходя от одного семейства к другому, Спиридон Иванов поступил наконец на службу по найму казака Караваинской станицы Долотина, назвался его именем и находился в Дмитриевске, в команде у соляного комиссарства; за кражу лошади был сечен плетьми, бежал, скитался долгое время по хуторам Волгского войска и затем записался в легионную команду.
Когда последняя была выведена из Дубовки и расположена по Иловле, то казак Федот Богомолов, будучи «безмерно пьян», объявил себя императором Петром III. Слух этот быстро распространился между казаками, и многие приходили посмотреть на «объявившегося». Начались сходки и совещания, поднялись вопросы: похож он или не похож на бывшего императора? На одной из этих сходок казаки Марусенок и Лучинкин рассуждали, что «хотя сей признаваемый от бывшего и отменен, однако ж, может статься, он, как много лет уже тому минуло, то переменился». Это замечание имело решающее значение для Спиридона Долотина, и он, признав в Богомолове действительного императора, поселился с ним в одной избе. Капрал Бухолев назвал Долотина секретарем, и с тех пор все стали называть его этим прозвищем.
Между тем сходки продолжались и число веровавших в справедливость слухов ежедневно увеличивалось; но казаки долгое время не могли найти средства, как объявить народу скрывающегося у них императора. Случай этот наконец представился, и именно когда один из казаков, по фамилии Буренин, попросил жалованья, но прапорщик Иван Терский отказал.
– Ты от боярина недавно, – сказал он Буренину при всех казаках, – а уже требуешь себе жалованья.
Это замечание оскорбило казаков, и они закричали в один голос: «Поэтому-де мы все боярские!., зачем нас в казаки принимали?» – и положили общим советом идти всем в Дубовку и там объявить Богомолова императором. Собравшись огромной толпой, казаки 30 марта отправились на хутор старшины Андрея Персидского к своему ротному командиру поручику Персидскому и объявили ему, что они имеют у себя императора Петра III, почему вместе с ним, хотя и не позволено будет, забрав казенных лошадей, пики и проч., поедут для сохранения его в город Дубовку. О намерении казаков тотчас же было сообщено ротмистру Григорию Персидскому, который, вместе со старшиной Поляковым, прискакал на хутор. Там он увидел, что казаки оседлали уже лошадей и готовы были ехать с самозванцем в Дубовку. Персидский уговаривал казаков оставить свое намерение, но его не слушали. Казаки собрали круг и решили арестовать всех офицеров, не исключая ротмистра Григория Персидского, а самим идти в Дубовку. Один из арестованных, старшинский сын Степан Савельев, попросил позволение повидаться с государем, и когда его освободили из-под караула, то он ворвался в избу, где сидел Богомолов, и ударил его по лицу.
– Какой он государь, – закричал Савельев, – возьмите его под караул!
Казаки растерялись, схватили самозванца и сами заковали его в кандалы. Ротмистр Персидский тотчас же под конвоем отправил в Дубовку как Богомолова, так и его секретаря Спиридона Иванова. Из Дубовки, по распоряжению астраханского губернатора, они были препровождены в Царицын
[178].
2 апреля преступников допрашивали, а в начале мая последовал указ Военной коллегии, по которому велено: Богомолова и Спиридона Иванова наказать публично кнутом и, вырезав первому ноздри и поставя знаки, сослать обоих на Нерчинские заводы в вечную каторжную работу; старшинского сына Степана Савельева произвести в ту же казачью команду ротмистром и подтвердить войску, «чтобы пришлых ни под каким видом войско не принимало и в казаки не записывало»
[179].
Получив резолюцию Военной коллегии, губернатор Бекетов, находившийся в то время в Астрахани, тотчас же предписал царицынскому коменданту полковнику Циплетеву привести в исполнение наказание преступников и отправить их по назначению. В ответ на это Циплетев донес, что единственный находившийся в Царицыне палач болен горячкой и потому просил прислать другого из Астрахани
[180]. Пока шла переписка об этом, пока из Астрахани выслали палача, Богомолов употреблял все средства, чтоб избавиться от наказания и бежать из-под караула.
Поместив колодников в надежном месте у Царицынских ворот, Циплетев дал инструкцию начальнику караула, капралу, содержать преступников строго и отнюдь никого для разговоров к нему не допускать. Сверх того, он приказал майору Титову и офицеру с гауптвахты поверять днем приставленный караул, а по ночам посылать рунды и дозоры. За что содержится Богомолов, никто из караульных не знал, но строгость содержания и таинственность возбуждали их любопытство, которым и старался воспользоваться преступник.
– Знаете ли вы, – спросил однажды Богомолов караульных, – государя Петра Федоровича и где он ныне находится?
– Я государя не видал и не знаю, – отвечал ему капрал Егор Васильев, – а слышал, что он скончался.
Спустя два дня после этого разговора караульный солдат Яков Прокофьев подошел к капралу Васильеву и сказал, что колодник показывал ему изображенный на теле крест и объявил о себе, что он государь. Васильев смутился, но, в смущении этом «немного часов находясь, говорил он, и сам действительно тому, что он государь, поверил»
[181]. Скоро по всему Царицыну распространился слух, что содержащийся секретный колодник не кто другой, как сам государь Петр Федорович, и толпа народа ежедневно собиралась у Царицынских ворот с надеждой и желанием видеть заключенного.
– Чего ради вы тут стоите? – спросил однажды слуга полковника Денисова, прусак Андрей Семенов, проходивший случайно мимо толпы.
– Сказывают, – отвечали собравшиеся, указывая на караульню, – тут содержится государь, а посмотреть его не дают и к караульне не допускают.
Семенов пошел далее и затем отправился домой в Пятиизбянскую станицу, где вопрос о том, кто содержится в Царицыне, давно уже занимал почти все население, получившее известие о заключенном от ездивших в Царицын казаков и казачек.
Волнуемые своим атаманом, донцы встретили это известие не без сочувствия и надеялись, что Петр III, вступив вторично на престол, избавит их от тех нововведений, которые им грозили в будущем.
В 1758 году был выбран в атаманы Данило Ефремов, человек известный по уму и огромному богатству, которое он увеличил, обратив в свою собственность земли в верховьях рек Медведицы и Колитвы и заселив их крестьянами, частью переведенными из внутренних губерний России, а большей частью бежавшими от притеснений помещиков. Напрасно правительство запрещало донцам принимать к себе беглых и установило особых старшин для сыску людей, искавших на Дону свободы и приволья. Следуя примеру атамана, и донские старшины захватили свободные войсковые земли, построили на них хутора и стали принимать к себе беглых. Опасаясь усиления старшин и желая управлять войском самовластно, Данило Ефремов стал систематически ослаблять их влияние. Хотя все указы и распоряжения и писались от имени старшин, находившихся в составе войсковой канцелярии, «но Ефремов, когда хотел, находил возможность освободиться от их совета и в затруднительных случаях объявлял повеления от имени государыни, как прежние атаманы делали это от войскового круга»
[182]. Поступая таким образом, располагая громадным богатством и имея сильных покровителей при дворе, Данило Ефремов выделил свою фамилию из среды остального казачьего сословия. Успевши снискать особое расположение императрицы Елизаветы Петровны и будучи произведен в тайные советники, Ефремов стал стремиться к тому, чтобы сделать звание атамана наследственным в своем роде. Искания его увенчались успехом, и еще при жизни своей, по соизволению императрицы, он передал звание атамана сыну своему Степану, которому и поручено было управлять войском под руководством отца.
