В ожидании присылки этих документов Трифонов на другой день, 1 июня, узнал, что почти на высоте городка, на противоположной стороне реки Лика, по так называемой Бухарской дороге, следует другой отряд, состоящий из регулярной и иррегулярной команды. Он тотчас же отправил приказание вниз по реке Яику до Гниловского форпоста, чтобы все старшины и казаки отправляли своих жен, детей и имущество в Яицкий городок, а сами все до единого явились к нему на реку Ембулатовку
[158]. Собравшиеся же на этой речке казаки в тот же день решили отправить к Фрейману депутатами есаула Афанасия Перфильева, впоследствии самого ревностнейшего пособника Пугачева, сотника Никифора Любина и казака Андрее Курбетева с поручением узнать, зачем посылается к ним отряд, и просить Фреймана, что если у него есть высочайшее повеление, то прислал бы его в войско. Фрейман отвечал, что идет в Яицкий городок, чтобы вытребовать виновных в происшедшем возмущении и в убийстве генерала Траубенберга.
Перфильев с товарищами просили Фреймана дозволить им отправить депутатов в Петербург с просьбой к императрице. Фрейман не разрешил, но объявил, что если они выдадут 40 человек зачинщиков, то остальным он никакого вреда не сделает
[159].
– Мы все виновны, – говорили присланные, – от войска послана челобитная ее величеству, и ожидается указ.
Депутаты просили Фреймана не переходить границ войска, возвратиться в Оренбург или же остановиться до дальнейших распоряжений.
– Останавливаться я не имею нужды, – отвечал Фрейман, – а должен, по силе данного мне от оренбургского губернатора повеления, следовать прямо в Яицкий город и взять виновников возмущения, и если остановлюсь, то не далее как в пятнадцати верстах от городка.
Депутаты возвратились к отряду вместе с сержантом Мешковым, присланным Фрейманом потребовать выдачи 34 человек виновных, поименованных в списке, переданном войску полковником Углецким.
– Виновные, – говорили казаки, – бывший атаман Андрей Бородин, старшины Иван Окутин, Кирилл Филимонов, Иван Логинов и прочие их сторонники, которые давно уже содержатся под караулом.
Мешков объявил тогда, что Фрейман в последний раз дает время на размышление. Казаки собрали круг и на вопрос «что делать?» положили: когда Фрейман подойдет к реке Ембулатовке, то силой оружия воспрепятствовать ему дальнейшее движение
[160]. Такое решение было несогласно с желанием многих и противно подписке, данной старшинами и казаками в Яицком городке. Видя, что распущенный слух, будто Пономарев был атакован, несправедлив, что, напротив того, Фрейман, проходя мимо форпостов, не причинял никому ни обид, ни оскорблений, войско советовало старшинам не вооружаться против Фреймана, а встретить его с честью
[161].
– Мы не воевать пришли сюда, – заметил казак Гульчихин, – и в случае упорства Фреймана лучше отступить.
Опасаясь, что такое замечание может произвести разногласие в войске, Ульянов «на страх другим» приказал высечь Гульчихина плетьми и привязать к колесу
[162]. Приказание это было тотчас же исполнено, но не дало тех результатов, которых ожидал Ульянов. В войске уже существовало разногласие в этом отношении, и вслед за наказанием Гульчихина Ульянову пришлось наказать плетьми казака Ивана Болдырева и выгнать из палатки казака Григория Жигалина с товарищами, пришедшими к нему с такими же точно заявлениями. Вслед за тем сотники Простов и Бочкарев, казаки Макарычев, Турыбарин и Пустобаев заявили, что они вполне разделяют мнение Гульчихина, и просили освободить последнего, так как не он один, а многие и другие казаки такого же мнения
[163]. Гульчихин был отпущен на свободу, но старшинам трудно было согласиться с миролюбивыми советами: большинство их находилось в списке виновных и впустить Фреймана в городок значило добровольно предаться в руки правосудию и подвергнуть себя жестокому наказанию. Они предпочли сопротивляться и, чтоб иметь возможность лучше к тому приготовиться, задержали у себя сержанта Мешкова до следующего дня.
В ожидании ответа генерал-майор Фрейман в течение целого дня оставался на месте и успел запастись фуражом, а казаки перешли реку Ембулатовку и, выставив по высотам далеко впереди аванпосты, приготовились к встрече. Вожаки решили не дозволить Фрейману переправиться через реку Ембулатовку.
– За счастье почтет генерал, – говорил самонадеянно Пономарев, желая подбодрить казаков, – если ему удастся из этой речки воды напиться
[164].
Между тем Фрейман, в 9 часов утра 3 июня, в день Святой Троицы, в боевом порядке ринулся вперед, имея впереди разъезды из оренбургских казаков. Не доходя верст трех или четырех до реки Ембулатовки, он встретил одиночных всадников, гарцевавших пред его фронтом. Яицкие наездники подъезжали к оренбургским казакам и просили, «чтоб они в сие дело не вплетывались, как и они с своей стороны задирать их не станут». Оренбургские казаки отступили к отряду и донесли о том Фрейману, который, пройдя еще несколько сот сажен, увидел пред собой толпу яицких казаков, числом до четырех тысяч человек и более. Он остановился и отправил офицера с несколькими всадниками спросить, зачем они собрались вооруженные, и потребовать, чтоб они разошлись по домам. На встречу посланному выехал полковник Пономарев с несколькими казаками. Офицер требовал, чтобы казаки не опасались ничего, ехали спокойно в Яицкий городок и очистили свободный путь отряду.
– Мы все умрем на реке Ембулатовке, – отвечал на это Пономарев, – а в городок отряда не впустим.
Фрейман двинулся вперед, и по мере того, как он подходил к речке, толпа казаков, все увеличиваясь, стала окружать отряд. Фрейман остановился и приказал открыть огонь. Последовал выстрел с левого фланга, за ним другой и третий. Казаки отвечали выстрелами из ружей, и затем несколько всадников, подскакав к отряду сажен на сто с левой стороны, зажгли траву во многих местах. Пожар быстро распространился, и дым понесло на отряд. Под прикрытием этого дыма казаки намерены были атаковать Фреймана и с этой целью подавали несколько сигналов, но атака не состоялась. Тогда они подвезли пушки и открыли огонь, но как дым мешал правильному прицеливанию, то снаряды их перелетали через головы и не причинили никакого вреда отряду.
