«Однако мы, – писали казаки
[123], – все то наблюдали, что в предохранение здешнего общества и высоких ваших интересов принадлежит. А притом просили, дабы по силе именного вашего императорского величества указа, в даче нам за шесть лет жалованья, во взыскании со старшин штрафа и в выборе на место их по войсковому согласию других, сделано было нам удовольствие… и учинено исполнение. К чему мы, собравшись 13-го числа сего месяца для той просьбы, и шли со святыми иконами, чтобы нам не учинено было безвинного вреда; но генерал Траубенберг и Тамбовцев со старшинами, собрав регулярные команды и всех согласных атаману старшин и казаков вооруженных и расставив по всем (?) улицам пушки и зарядя их ядрами и картечами, начали по нас, нижайших, стрелять и побили на смерть более ста человек и многих переранили. По каковой доведенной великой крайности принуждены были и мы, нижайшие, обороняться, причем и произошло с обеих сторон от того начатого от регулярной команды и от согласных атаману старшин и казаков стреляния и пальбы напрасное убийство. А притом между того смятения и бывший при сем происшествии г. генерал Траубенберг с прочими при сем убиты, да и войсковой атаман Тамбовцев и старшина Колпаков присутствующим старшиной Суетиным из своих рук срублены, а с войсковой стороны одна только оборона происходила, а напрасное и безвинное кровопролитие от г. генерала с регулярной командой и от согласных атаману старшин и казаков произошло, как из приложенных при сем протопопской и офицерских и прочих сказок ваше императорское величество всемилостивейше усмотреть изволите. Мы уже, всеподданнейшие рабы, принуждены были обороняться по крайней и необходимой нужде, в чем, припадая к священным стопам вашего императорского величества, и предаемся в высочайшую вашу монаршую власть и благоволение. А теперь все войско Яицкое пришло в тишину и спокойствие, и всегда в повелениях вашего императорского величества находиться, служить до последней капли крови обязуемся, так, как отцы наши и деды, не щадя живота своего, верно и беспорочно служили. Из высочайшего вашего императорского величества матернего милосердия всеподданнейше просим, дабы повелено было, по причине чинимого от государственной Военной коллегии нам, нижайшим, напрасного притеснения, вверить нас, всеподданнейших рабов, под дирекцию одной персоны, их сиятельствам графам Григорью Григорьевичу или Ивану Григорьевичу Орловым, а во всем оставить на прежнем основании так, как и напредь сего предки наши стояли, в силу именного блаженные и вечной славы достойные памяти государя императора Петра Великого указа, под дирекцией г. генерал-фельдмаршала и кавалера графа Бориса Петровича Шереметева, а не от Военной коллегии».
Таким образом, приписывая все невзгоды графу З.Г. Чернышеву, казаки не желали оставаться под ведением Военной коллегии, а бывая часто в Петербурге и зная влияние Орловых, они надеялись под их защитой сохранить все свои права и привилегии.
Когда прошение было составлено и подписано, Кирпичников с товарищами отправились к Дурново спросить: так ли оно написано и можно ли послать?
– Бог-де знает! – отвечал он, прочтя прошение. – Мне кажется, так, посылайте с Богом.
Тогда Кирпичников потребовал, чтобы Дурново своей подписью засвидетельствовал справедливость всего изложенного. «Я, зная наверное, – доносил Дурново, – что и малое в том противоречие стоить будет мне жизни, принужден был подписать». Не довольствуясь и этим свидетельством, казаки потребовали от арестованного и содержащегося в оковах старшины Мартемьяна Бородина, чтоб он, во-первых, подписал показание о происшествии 13 января, составленное ими
[124], а во-вторых, дал подписку в том, что со дня вступления его в присутствие все жалобы войсковой канцелярии на войско «происходили понапрасну, в чем и страдали они как в обритии бород, так и в прочих наказаниях безвинно». Подписка эта вместе с прошением и всеми к нему приложениями была передана четырем уполномоченным: Выровщикову, Погадаеву, Михайле Кожевникову и Шигаеву, которые тотчас же и выехали в Петербург. Прежде чем они приехали в столицу, там уж известно было о всем случившемся на Пике, и императрица собственноручно писала графу Я.А. Брюссу
[125]: «Прикажите, чтоб на заставах около Петербурга и далее где ведомство ваше есть, чтоб накрепко смотрели, не будут ли проходить где яицкие казаки по одиночке или по несколько, безпашпортные или с пашпортами гвардии капитана Дурново, и если где таковые явятся, чтоб оных брав, под крепким караулом, присылали их сюда прямо в Военную коллегию, а только стерегли того, чтоб дорогой не ушли. И весьма накрепко сие прикажите».
Казаки успели, однако же, пробраться незамеченными и пред Масленицей прибыли в Петербург.
На другой день поутру Выровщиков и Погадаев подали прошение Стрекалову, который тотчас же поехал во дворец, куда забрали потом и всех депутатов
[126]. 16 февраля 1772 года их допрашивали в совете, в присутствии человек пятнадцати генералов, в числе коих были графы З.Г. Чернышев и Г.Г. Орлов.
– Для чего вы, – спрашивали присутствующие депутатов, – наругались над мертвыми генералом и солдатами и для чего долго их не хоронили?
– Наругательства над ними никакого не делали, – отвечал Шигаев, – а похоронили их чрез три дня, потому что земля мерзлая, так не скоро могилы вырыли.
– Где же вы их похоронили?
– У церкви.
Многие из генералов засмеялись.
– Так вы в добром месте их положили, – послышались голоса, – а мы думали, что на степи.
Этот разговор мог дать казакам мысль, что представители власти не особенно строго смотрят на происшествие в Яицком городке.
Глава 3
Беспорядки в Яицком войске при новых правителях. – Действия оренбургского губернатора Рейнсдорпа. – Мнение Государственного совета о необходимости преобразования внутреннего строя войска. – Формирование отряда под начальством генерал-майора Фреймана для усмирения яицких казаков. – Воззвание Рейнсдорпа. – Сопротивление казаков. – Действия отряда Фреймана. – Столкновение на реке Ембулатовке. – Занятия Яицкого городка. – Уничтожение войсковой канцелярии, казачьего круга и других привилегий казаков. – Состояние Яицкого городка.
Отправив депутатов в Петербург, войско долгое время не могло успокоиться. Во главе его стояли лица, не внушавшие к себе общего уважения и выбранные сгоряча несколькими наиболее крикливыми голосами. В ежедневно собираемых кругах не было ни порядка, ни единодушия. «Старшин, выбранных самими ими, – доносил Дурново
[127], – недели чрез две с рундука, где обыкновенно старшины во время круга становятся, сталкивали в круг и после чрез самое малое время, хоть и отрицались они принять на себя старшинское достоинство, силой ставили их по-прежнему на их места». Казаки требовали от вновь поставленных правителей жалованье, но те, будучи не в состоянии исполнить желание войска, отвечали отказом и тем возбуждали всеобщее неудовольствие.
