Башкирцы разбежались, и Попов возвратился в город без всякого урона
[927].
Через день, 11 января, секунд-майор Попов решился сам перейти в наступление или, по крайней мере, нанести мятежникам серьезное поражение в поле. Не ослабляя обороны города, он собрал сколько можно было солдат, рекрут, обывателей, как пеших, так и конных; взяв с собою два орудия, он вышел в 10 часов утра из Кунгура и, отойдя три версты, остановился близ речки Ирени. Расположив пехоту в одну линию и в три шеренги, причем задняя была вооружена одними длинными пиками, Попов прикрыл фланги с правой стороны небольшим перелеском, а с левой буераком, идущим от реки Ирени. Поставив конницу за флангами пехоты и заманивая башкирцев атаковать себя, он устроил несколько засад: в глубокой лощине, против средины левого фланга положил 12 человек солдат, а за стогом сена, находившимся против правого фланга, поместил до 20 стрелков.
Неприятель не заставил себя долго ждать, и толпа башкирцев, числом до 500 человек, с восемью разноцветными значками и неистовым криком бросилась на малочисленный отряд Попова. Будучи вооружены по преимуществу стрелами и копьями, башкирцы не могли состязаться с регулярным войском. Проскакав засады, они были приняты в два огня, с фронта и с тыла, стрелками. Нескольких выстрелов было достаточно, чтобы произвести замешательство в нестройной толпе, и лишь только Попов перешел в наступление, как неприятель рассыпался в разные стороны
[928]. Глубокий снег не допускал продолжительного преследования, тем более бесполезного, что нагнать конного неприятеля было трудно, а пешие башкирцы уходили на лыжах. Неприятель оставил на поле сражения 15 человек убитыми, одно знамя, медный барабан и 30 лошадей. С этими трофееми секунд-майор Попов возвратился в Кунгур, имея в отряде только трех легко раненных.
Первый успех этот настолько ободрил жителей, что Попов решился предоставить город собственной защите и с небольшим отрядом, состоявшим всего из 92 нижних чинов, нескольких обывателей и двух орудий, двинулся против мятежников, собравшихся в 20 верстах от города в деревнях Кишерте и Усть-Кишерте.
Выступив в 7 часов утра, 15 января, и двигаясь несколько кружным путем, Попов, незамеченный, зашел в тыл инсургентам и утром следующего дня атаковал селение Усть-Кишерт, в котором находилось до 400 башкирцев и около 200 сибирских и других казаков. Застигнутый врасплох, неприятель оказал весьма малое сопротивление и после нескольких выстрелов из орудий рассыпался в разные стороны, потеряв до 40 человек убитыми, много ранеными и 161 человека пленными. Мятежники бросили в селении пять чугунных пушек, много пороха, ядер и гранат. Попов преследовал их по кустарникам лыжниками, а по дороге конницей, но как отряд его состоял из людей неопытных, то преследование и не могло быть особенно энергично.
«Мне одному, – доносил он, – не имев при себе из офицеров помощника, распоряжать и всюду поспевать весьма было неудобно»
[929]. Большая часть его команды состояла из рекрут и обывателей, которые не имели «смельства, что всего надобнее, и по непривычке к заряжанию ружья и по неготовности патронов к узкоствольному ружью не могли производить желаемого успеха». Попов, по его словам, принужден был часто оставлять пехоту и пушки назади и следовать с конницей «стыдить в несмелстве и угрожать с лаской, напоминая присягу».
Пройдя несколько верст по следам бежавших мятежников и забрав с собою все трофеи и пленных, Попов повернул к городу Кунгуру, куда и прибыл 17 января.
Энергические действия Попова наставили предводителей башкирских партий во что бы то ни стало захватить в свои руки храброго майора, и они решились ударить совокупными силами на город Кунгур.
К 19 января, в селении Старом Посаде, собрались со своими толпами: Салават Юлаев
[930], Канзафар Усаев, красноуфимский канцелярист Петр Лутохин, бывший красноуфимский писарь, а теперь атаман Михаил Мальцев и другие. Они положили отправить в Кунгур увещание, в котором писали
[931], будто бы город Уфа уже взят главным предводителем Иваном Никифоровичем Чернышевым (Зарубиным), Красноуфимск добровольно покорился, все заводы, села и деревни, Сибирской губернии крепости «по приклопепии взяты» и что теперь со всей артиллерией, найденной в крепостях, и более чем с 15 тысяч человек идут они к Кунгуру.
Салават Юлаев и его товарищи высказывали удивление, что главный к бунту возмутитель и командир Попов осмеливается противиться и проливать кровь невинных. Они требовали его выдачи, сдачи города, пушек, оружия, пороха и преклонения знамен.
В 2 часа пополудни, 19 января, красноуфимский казак Иван Дружинин приехал в Кунгур и передал увещание в провинциальную канцелярию. Последняя, поверив словам Салавата, что у него 15 тысяч человек, в тот же день, без ведома Попова, отправила посланного к главнокомандующему с просьбой прислать войска. Канцелярия доносила, что на собранных для защиты крестьян она не надеется, потому что «у многих в той злодейской толпе находятся отцы, братья и другие родственники, да оружия у них только одни пики и дубины, пороху здесь налицо только один пуд, а свинца ничего нет»
[932].
В этот же самый день прибыл в селение Старый Посад присланный Зарубиным казак Иван Кузнецов и принял общее начальство. Он составил и на следующий день отправил новое воззвание ко всем «начальствующим и настоятелям города Кунгура»
[933]. Кузнецов писал, что он не удивляется тому, что жители не верят воззваниям башкирских предводителей и публикуемым ими манифестам. Он говорил, что и сам прежде не верил в появление императора Петра III, но теперь, когда самым видением лица его величества удостоились довольно видеть и при нем верноподданнически служить, «он не сомневается в его происхождении и уверяет, что то есть истинный царь, из неизвестности на монарший престол восходящий».
