В ожидании прибытия остальных команд Деколонг оставался в Троицкой крепости и, видя по общему ходу дел, что волнения в крае не могут быть скоро подавлены, принял меры к заготовлению продовольствия, запасов коего вовсе не было
[647].
В таком положении и безо всякой деятельности сибирские войска оставались довольно долгое время. Сначала Рейнсдорп не желал воспользоваться их прибытием, а потом, когда признал необходимым их содействие, то не мог уже дать знать о своем затруднительном положении, так как был окружен со всех сторон мятежниками, и все сообщения с Оренбургом были прерваны.
Глава 21
Приближение Пугачева к Оренбургу. – Воззвание его к гарнизону. – Неудачные вылазки из города. – Прибытие подкреплений к самозванцу. – Расширение района волнений. – Происшествие в Верхнеозерной крепости. – Грабежи киргиз-кайсаков. – Помещики покидают свои имения. – Отправление Хлопуши на заводы для возмущения рабочих. – Бомбардирование Оренбурга. – Письмо Падурова. – Указ Пугачева Оренбургской губернской канцелярии.
В пятницу, 4 октября, Пугачев оставил Сакмарский городок и, двинувшись вниз по реке Сакмаре, ночевал вблизи Оренбурга, при Камышевой озере. Здесь, с присоединением к нему жителей Бердинской слободы, в которой считалось до 200 дворов, силы самозванца простирались до 2360 человек с 20 орудиями, при которых было несколько зарядов и до 10 бочек пороха
[648].
Считая невозможным со столь незначительными силами овладеть городом, Пугачев 5 октября, в одиннадцатом часу утра, перешел к реке Яик на так называемые казачьи луга, находившиеся от города в пяти верстах. Отсюда самозванец направился к Оренбургу и, желая устрашить защитников и показать им свои силы более значительными, чем они были на самом деле, Пугачев растянул свою толпу в одну шеренгу. «И так устроясь, – показывал он впоследствии
[649], – пошел к городу и остановился на горе в тех мыслях
[650], чтобы городским меня, а мне их видно было».
В Оренбурге ударили тревогу: гарнизон стал по местам, а остальное население с ужасом ожидало появления самозванца; «все жители представили себе смерть, – пишет очевидец
[651], – и был великий плач и неутешное рыдание». Но скоро население стало успокаиваться: самозванец не двигался вперед, и лишь смельчаки из его толпы появились в форштадте не более как в 15 саженях от городского вала. Рейнсдорп приказал сделать несколько выстрелов из орудий и зажечь предместье города, «ибо, – доносил он, – тот форштадт великую опасность предъявлял, что доказать может построенная на краю того форштадта каменная церковь во имя Св. Георгия, которая с поруганием употреблена ими была вместо пушечной батареи».
В тот же день казак Иван Солодовников подъехал к городу и, ущемив в колышек бумагу, воткнул его в землю, а сам ускакал. Бумага эта содержала в себе воззвание самозванца, обращенное к гарнизону.
«Сим моим именным указом, – писал Пугачев
[652], – регулярной команде повелеваю: как вы мои верные рабы, регулярные солдаты, рядовые и чиновные напредь сего служили мне и предкам моим, великим государям императорам Всероссийским, верно и неизменно, так и ныне послужите мне, законному своему великому государю Петру Федоровичу, до последней капли крови, и оставя принужденное послушание к неверным командирам вашим, которые вас развращают и лишают вместе с собою великой милости моей, придите ко мне с послушанием и, положа оружие свое пред знаменами моими, явите свою верноподданническую мне, великому государю, верность, за что награждены и пожалованы мной будете денежным и хлебным жалованьем и чинами. Как вы, так и потомки ваши первые выгоды иметь в государстве моем будете и славную службу при лице моем служить определитесь. Ежели же кто, позабыв свою должность к природному своему государю Петру Федоровичу, дерзнет сего именного моего повеления не исполнить и силою моего оружия в руки моего верного войска получен будет, тот увидит на себе праведный мой гнев и казнь жестокую».
Не получив никакого ответа на это воззвание, Пугачев на следующее утро, 6 октября, начал жечь возле города сено, заготовленное жителями на зиму. Желая спасти запасы, генерал Рейнсдорп выслал из крепости майора Наумова с отрядом в 1500 человек регулярных и иррегулярных войск, при двух-трех орудиях, и приказал ему атаковать мятежников. Человек нерешительный, не особенно храбрый и наслышавшийся на пути к Оренбургу о жестокостях Пугачева, майор Наумов вышел из города и, остановись вдали от неприятеля, приказал открыть огонь из орудий. Мятежники отвечали тем же, а сами рассыпались по степи небольшими кучками и тем лишили Наумова возможности наносить им вред своими выстрелами. После двухчасовой перестрелки, расстреляв все свои заряды, майор Наумов счел более удобным возвратиться в крепость, тем более что, по словам его, он заметил в своих подчиненных «робость и страх»
[653]. Выходцы из толпы самозванца говорили после, что если бы Наумов продвинулся вперед, а не оставался на месте, то толпа мятежников побросала бы свои пушки и убежала бы в лагерь, так как зарядов у них почти не оставалось
[654]. Но Наумов поторопился отступить, и обе стороны, сохранив свое относительное положение, в течение двух дней не предпринимали ничего друг против друга.
8 октября, для защиты от разграбления менового двора и оставшихся в нем купеческих товаров, оренбургский губернатор выслал 300 человек драгун и яицких казаков, которые не только прогнали мятежников, но и захватили в плен 116 человек. Ободренный этим успехом, Рейнсдорп решился на следующий день произвести новую вылазку из крепости, но, к сожалению, назначил начальником отряда того же премьер-майора Наумова.
«Как по единогласному взятых сегодня пленников объявлению известно, – писал Рейнсдорп Наумову
[655], – что в толпе самозванца набраны люди большей частью из разных народов, яко то: солдат, казаков и башкирцев, и в таком количестве состоят, что вверенный вашему высокоблагородию корпус не только количеством, но и качеством военных служителей гораздо превосходит, то рассудил я, не допуская сих злодеев до дальнего верноподданных ее императорского величества разорения, призвав Бога в помощь, завтрашнего числа его атаковать».
