29 сентября 1773 года состоялось торжественное бракосочетание Павла Петровича, и затем начался целый ряд празднеств, тянувшихся до 11 октября. Все внимание великого князя было поглощено новою обстановкой семейной жизни, партии парализованы, граф Панин возвышен до звания канцлера, первого лица в государстве, и ему поручено заняться преследованием исключительно мирных целей. По-видимому, все шло благополучно, и, чтобы покончить с вопросом о правах наследника, императрице оставалось приобрести любовь народа славою своего царствования и преданностью благу отечества. Но слава царствования помрачилась неудачным походом графа Румянцева за Дунай и возвращением на левый берег реки, а полученные известия о происшествии под Оренбургом не служили доказательством всеобщего благоденствия.
Опасаясь, чтобы волнения внутри империи не имели значительного влияния на внешние дела и чтобы созидаемое в течение нескольких лет не было разрушено разом, правительство признало необходимым полученное известие хранить в тайне, не трогать целых полков, расположенных на границах, и тем не давать повода к предположению, что смута имеет серьезное значение. Между тем свободных войск под руками не было, и приходилось собирать их по клочкам, небольшими разрозненными командами, и отправлять на театр действий без всякой связи и единства.
С 14 октября в столице кипела усиленная работа по принятию мер к восстановлению спокойствия. Князю М.Н. Волконскому приказано было немедленно отправить из Калуги в Казань генерал-майора Фреймана и следом за ним послать на почтовых три остальные пушки Томского полка с их прислугой и зарядными ящиками. Командиру Вятского пехотного полка, полковнику Миллеру, предписано отправить на ямских и обывательских подводах гренадерскую роту (около 182 человек) с двумя орудиями, из Новгорода в Москву и далее в Казань
[620]. Комендантам: царицынскому, полковнику Циплетеву, и крепости Святого Димитрия, генерал-майору Потапову, поручено: первому препятствовать переправе Пугачева через реку Волгу для следования на Кубань, а второму не пропускать самозванца на Дон. В случае нужды Циплетев должен был требовать помощи от астраханского коменданта, а Потапов – от главнокомандующего второю армией, князя В.М. Долгорукого, главная квартира которого находилась в Полтаве
[621]. «Для учения же сильного (?) поиска над упомянутыми злодеями, писал граф 3. Чернышев князю Волконскому, и прекращения всех его злоумышлений, посылается ныне же наскоро генерал-майор Кар», бывший командир Санкт-Петербургского легиона.
Василий Алексеевич Кар родился в 1730 году и десятилетним ребенком был зачислен на службу в 1740 году
[622]. Спустя два года, 4 января 1742 года, он был зачислен в пажи и в 1748 году выпущен в полевые полки поручиком. В Семилетнюю войну Кар находился волонтером: в 1757 году в цесарской, а в 1758 году во французской армиях. В 1760 и 1761 годах он был в Пруссии при русской армии и участвовал во многих сражениях. В августе 1766 года граф Н. Панин сообщил графу 3. Чернышеву
[623], что императрица повелела отправить в Польшу по политическим ее величества делам полковников Василия Кара и Оттона барона Игельстрома. Назначенный состоять при князе Радзивиле, полковник Кар имел случай выказать твердость характера и свои дипломатические способности. В марте 1768 года Кар был уволен, а в мае 1769 года назначен командиром Иностранного легиона, переименованного потом в Санкт-Петербургский.
Приобретенный боевой опыт в Семилетней войне и затем участие в войне с конфедератами доставили Кару репутацию прекрасного офицера, и он, не имея еще сорока лет от роду, 1 января 1770 года был произведен в генерал-майоры. Расстроенное здоровье заставило В.А. Кара искать отдыха и обратиться к серьезному лечению. Пользовавший его лейб-хирург Реслеин нашел болезнь его хронической и трудно излечимою. Он советовал Кару ехать к теплым водам, «что одно излечить его может». В декабре 1771 года Кар просил уволить его на год за границу, «дабы, получа там совершенную от его болезни свободу, мог по-прежнему продолжать службу. Буде ж настоящей войны обстоятельства в том воспрепятствуют, то за долговременную и беспорочную его службу, как законы повелевают, от воинской и статской службы уволить вовсе»
[624]. Императрица, ценя заслуги В.А. Кара, разрешила ему ехать за границу, и по возвращении из отпуска он в октябре 1773 года, в звании бригадного командира, был в числе очень немногих генералов, находившихся в Петербурге, и руководил набором рекрут. Естественно, что на него пал жребий командовать войсками, отправленными против Пугачева.
Указом Военной коллегии от 14 октября генерал-майору Кару приказано было «как наискорее отсюда отправясь следовать в Казань, а оттуда, усматривая надобность, и в Оренбург, из коих в то или другое место, куда нужно, следующим из Москвы и Новгорода командам идти предпишите, а между тем советами своими и общим принятием с губернаторами мер имеете возложенное на вас высочайшим указом в действие производить».
Императрица поручала генерал-майору Кару принять под свое начальство войска, собранные казанским губернатором, те, которые отправлены из Новгорода и Москвы, призвать к оружию башкирцев, поселенных солдат, и со сформированным таким образом отрядом «учинить над оным злодеем поиск и стараться как самого его, так и злодейскую его шайку переловить и тем все злоумышления прекратить».
Требуя от казанского и оренбургского губернаторов полного содействия Кару
[625], императрица уполномочивала последнего действовать ее именем. «Башкирцам и поселенным [солдатам] объявить, – писала Екатерина II
[626], – что ревностным исполнением по вашим распоряжениям помянутого поиска окажут они нам новый опыт своего усердия и приобретут себе особливое монаршее благоволение. Вслед же за вами мы немедленно отправим увещательный манифест, который вы сами или же обще с губернаторами имеете там на месте по усмотрению публиковать».
Для составления этого манифеста 15 октября был собран Государственный совет. На вопрос императрицы, достаточны ли принятые на первый случай меры для усмирения волнений, члены Совета признали их вполне достаточными. Большинство присутствовавших не придавало особого значения смуте и полагало, что она может только на некоторое время расстроить рекрутский набор. Граф Чернышев заявил, что возникший мятеж есть только искра волнений, происходивших в прошлом году на Дону, но что теперь казаки образумились и живут спокойно.
