– Если вы сами со своей командой управиться можете, – говорил Нуралы, – то поймайте разбойников, а если сил ваших к тому доставать не будет, то повелите мне, чтоб я с моим народом, учиня поиск, тех разбойников поймал, только без позволения оренбургского губернатора за реку Яик переехать я не в состоянии (не имею права).
– Мы и со своими силами справимся, не заимствуя вашей, – отвечали Симонов и Бородин. – Мы и тем довольны, что вы приехали сюда на совет.
Не довольствуясь таким ответом, Нуралы-хан по возвращении в свой стан отправил посланного в Оренбург с письмом к Рейнсдорпу, в котором писал, что «мы, на степи находящиеся люди, не знаем: сей ездящий вор ли или реченный государь сам? А для того, что он называется государем, послан был от меня под одним претекстом нарочный, который, возвратясь, объявил мне, что какой он человек не знает и не опознал, токмо борода у него русая. Однако из-за сего думал я каким ни есть случаем поймать его, только без вашего известия на то не поступил»
[558].
Пользуясь, конечно, случаем, Нуралы просил губернатора возвратить его аманатов, отогнанный скот и бежавших из орды рабов. Как чистый азиат, привыкший главнейшую часть переговоров вести на словах, чтобы в случае нужды можно было отказаться от заявленного, Нуралы поручил своему посланному сказать Рейнсдорпу, что он готов собрать до пяти тысяч человек киргизов, идти с ними по следам самозванца и разбить его. Губернатор отвечал, также на словах, что в помощи хана нет надобности, что для разбития «злодея» довольно и одних русских войск
[559]. В ответе же своем Рейнсдорп писал хану
[560]: «Бывший император Петр III, как всему свету известно, в Санкт-Петербурге скончался, и тело, в засвидетельствование кончины его, нарочно дней с семь на парадном месте лежало, которое я сам видел и руку его целовать удостоился. А тот, который в войске яицком проявился, плут и злодей, беглый донской казак именем Емельян Пугачев, коего указом ее императорского величества сыскивать и поймать велено.
И так, уверяя вас, высокопочтенного хана, прошу, ежели сей злодей, с приобщившимися к нему при поиске здешних команд, паче чаяния на вашу сторону перебежит и будет искать вашего покровительства, то подчиненным вашим киргиз-кайсакам велеть их разбить и переловить, а особливо оного плута самозванца, и выдать в здешнюю сторону, за что вы, высокопочтенный хан, не только высочайшего ее императорского величества благоволения, но и награждения удостоены быть можете.
Хотя я с вами, высокопочтенным ханом, и весьма свидеться бы желал, но когда обстоятельства не допустили, то остаюсь с сожалением. Однако прошение ваше по справедливости удовольствовать не премину…»
Нуралы-хан остался недоволен ответом Рейнсдорпа и откочевал со своими улусами в глубь степи, а оставшиеся без хана киргизы, переправляясь через Яик, производили грабежи в пограничных селениях.
Отклонив содействие киргизского хана и считая достаточным для уничтожения Пугачева тех сил, которые были в его распоряжении, Рейнсдорп отправил навстречу самозванцу бригадира барона Билова с отрядом, состоявшим всего из 410 человек с шестью полевыми пушками
[561] и с открытым ордером, в подкрепление своего отряда, брать в лежащих на пути укреплениях и форпостах столько людей, сколько он признает нужным. Билову предписано было идти с отрядом к Илецкому городку, нагнать «злодейскую толпу», разбить и мятежников переловить, «а особливо упомянутого Пугачева, обещая в награждение ежели кто живого поймав представит, дачею из казны пятисот, а буде мертвого, то двухсот пятидесяти рублев»
[562].
Для содействия барону Билову было приказано полковнику Симонову составить сборный отряд из частей 6-й и 7-й легких полевых команд и, поручив его майору Наумову, отправить к Илецкому городку. Сверх того, 500 человек калмыков из Ставрополя должны были идти прямо на соединение с Биловым и Наумовым, а для подкрепления Оренбурга вытребованы из ближайших селений 500 человек башкирцев и 300 человек сеитовских татар
[563].
Делая все эти распоряжения, Рейнсдорп и не подозревал, что, в сущности, он хлопочет для Пугачева и что большая часть калмыков, башкирцев и татар, отправляемых на театр действий, перейдут на сторону самозванца и увеличат его силы.
Барон Билов выступил из Оренбурга 24 сентября; он не особенно торопился своим движением и только к ночи 25 сентября пришел в Татищеву крепость, находившуюся от Оренбурга в 64 верстах. Утром 26-го числа он двинулся к Нижнеозерной крепости и, пройдя 18 верст, получил рапорт от майора Харлова, которым тот доносил, что отправленная им в Рассыпную крепость команда, под начальством капитана Сурина, разбита мятежниками и он остался в крепости «безлюден». Харлов просил помощи, но барон Билов, узнав о приближении Пугачева к Нижнеозерной крепости и определяя, по слухам, силы самозванца в 8 тысяч человек, советовал ему спасать себя как знает
[564], а сам остановился в поле и не знал, на что решиться. Вслед за тем прибежали два казака, заявившие, что Пугачев уже взял Нижнеозерную крепость. Барон Билов приказал тогда сотнику Падурову «сделать из обоза осаду», опасаясь, чтобы самозванец не атаковал его врасплох. «И так, приняв все предосторожности, простояли до полуночи, люди без сна, а лошади без корма». Видя изнеможение людей, Билов спрашивал офицеров: что делать? И все единогласно решили возвратиться в Татищеву крепость и там ожидать прибытия мятежников
[565].
Расположенная на горном увале, при речке Камыш-Самаре, за полверсты от ее впадения в реку Яик (Урал), Татищева крепость была построена неправильным четырехугольником, обнесена бревенчатою стеной, рогатками и имела по углам деревянные батареи. В крепости насчитывалось до 200 обывательских домов и находился комендант, бывший вместе с тем и начальником части Яицкой линии.
Находясь на сообщении Оренбурга с Самарской линией и Ликом, Татищева крепость считалась главным опорным пунктом Яицкой линии, и потому в ней находились склады амуниции, денежная казна, артиллерия и другие запасы. Гарнизон крепости был значительно более всех остальных укрепленных пунктов, и с начала весны и до глубокой осени для службы в Татищевой крепости призывались крещеные калмыки и башкирцы, сменяемые погодно
[566]. Одним словом, с возвращением Билова в Татищеву крепость гарнизон ее состоял не менее как из тысячи человек и 13 орудий.
