Зная, что большинство населения Яицкого городка сочувствует самозванцу и готово при первом удобном случае передаться на сторону Пугачева, полковник Симонов не решился оставить Яицкий городок без гарнизона и выйти со всей своей командой навстречу приближавшейся толпе мятежников. Он составил отряд из трех некомплектных рот пехоты и приказал всем выезжать для разгона толпы Пугачева. Удаляя таким распоряжением сомнительный элемент из городка, Симонов решился защищаться с оставшейся командой и готовился к встрече Пугачева.
Между тем, собираясь в поход, казаки Яков Почиталин, Андрей Овчинников, Фофанов и другие согласились передаться на сторону самозванца, который после полудня 18 сентября появился в виду Яицкого городка
[534].
Двигаясь по направлению к городку, Пугачев забирал с собою как с форпостов, так и из зимовий всех находившихся там казаков, вооруженных и безоружных. Хотя все они шли к нему охотно, «но самозванец всем пристававшим к нему приказывал, чтобы никто не отставал, и стращал смертью, если кто отстанет или уйдет»
[535].
На пути толпа захватила посланного полковником Симоновым сержанта Дмитрия Николаева и представила его Пугачеву.
– Ты откуда? – спросил Пугачев.
– Из Яицкого городка, – отвечал Николаев, – послан от коменданта до Астрахани курьером.
– Есть у тебя бумаги?
– Бумаг нет, а еду я по форпостам сказать караульным, чтобы стояли осторожно, потому что орда (Киргиз-Кайсацкая) пришла к Яику.
– Если за этим послан, то поезжай, – отвечал Пугачев.
Николаев тронулся было в дальнейший путь, но подводчик, подозвав к себе из толпы казака Давилина, заявил, что Николаев солгал.
– Этот сержант государя-то обманул, – говорил подводчик, – он везет указы во все места, чтобы государя ловить. В указах называют его не государем, а донским казаком Пугачевым.
Давилин задержал Николаева и привел его опять к самозванцу, которому и передал отобранные у Николаева пакеты. Пугачев передал бумаги своему секретарю Ивану Почиталину, приказал их распечатать и прочитать. Показания подводчика оказались справедливыми, и в бумагах заключалось приказание форпостным начальникам ловить донского казака Емельяна Пугачева, принявшего на себя титул императора Петра III.
– Зачем Пугачева ловить, – говорил спокойно самозванец, приказывая изодрать и бросить бумаги, – Пугачев сам идет в городок, и если я Пугачев, как они меня называют, так пусть возьмут и свяжут, а если я государь, так с честью примут в город. Для чего ты обманул меня и не сказал правды? – спрашивал с гневом Пугачев сержанта Николаева. – Приготовьте-ка виселицу.
– Виноват пред вашим величеством, – говорил Николаев, кланяясь самозванцу в ноги, – я вину свою заслужу вам.
– Что на него смотреть! Прикажи повесить! – кричали казаки.
Пугачев, однако же, не согласился, главным образом потому, что нашел в Николаеве человека грамотного, ему крайне необходимого.
– Добро, господа казацкое войско, я его прощаю, – говорил самозванец, – пусть вам и мне служить станет, и отдам его под команду Ивана Почиталина.
Подходя к Сластиным хуторам, принадлежавшим братьям Мясниковым, толпа захватила в свои руки старшинской руки казака Скворкина и привела его к Пугачеву.
– Этот казак послан из городка шпионом, – говорили поймавшие, – разведать о вашем величестве.
– Зачем ты здесь по хуторам позади моего войска ездишь, – спрашивал самозванец, – и откуда ты послан?
– Я послан от старшины Мартемьяна Бородина из городка, проведать о вас, где идете, сколько у вас силы, чего ради стороной мимо вашей команды и пробирался с тем известием, что вы идете в городок.
– Ты человек молодой, – говорил Пугачев наставительным тоном, – тебе бы надо мне служить, а ты поехал против меня шпионить.
– Надежа-государь, прикажи его, злодея, повесить, – просили казаки Давилин и Дубов, – отец его делал нам великие обиды, да и он даром что молод, но так же, как и отец, нас смертельно обижал.
– Подлинно он, батюшка, плут, – кричали казаки, – прикажи его повесить!
– Если он такой худой человек, – отвечал Пугачев, – так повесьте его.
Скворкин был тотчас же повешен, и эта казнь была первою из бесчисленных впоследствии жертв кровавой деятельности Пугачева и его сообщников.
У Сластиных хуторов явился к Пугачеву один из первых его сообщников, Тимофей Мясников, несколько дней скрывавшийся в кустах от преследования.
– Что делается в городе? – спросил его самозванец.
– Я, батюшка, сам едва-едва уплелся, – отвечал Мясников, – и не знаю, что теперь там делается.
– Однако же пойдем к городку, – сказал Пугачев с решимостью.
Заметив издали, что впереди городка, перейдя через Наганский мост, стоит команда казаков и небольшой отряд пехоты с пушками, под начальством секунд-майора Наумова, самозванец остановился. Тогда Наумов, с целью осмотреть силы мятежников, отправил вперед старшину Окутина с казаками, но старшина отошел на очень небольшое расстояние от пехоты. Оба противника довольно долгое время не предпринимали ничего друг против друга. В стане Пугачева был возбужден вопрос: как действовать? Одни полагали, что следует напасть на город силой, а другие советовали вступить в переговоры с высланными Симоновым казаками. Пугачев склонился на сторону последнего предложения и желал, чтоб его «впустили в город без драки».
– Я пошлю к войску указ, – говорил он, – и когда нас примут, то прямо ведем, а когда будут противиться, то поедем мимо, за Строгонов сад, и там ночуем.
Предложение было принято, и по приказанию самозванца Иван Почиталин написал:
«Войска яицкого коменданту, казакам, всем служивым и всякого звания людям мое именное повеление.
Как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и мне послужите, великому государю, и за то будете жалованы крестом и бородою, реками и морями, денежным жалованьем и всякой вольностью. Повеление мое исполняйте и со усердием меня, великого государя, встречайте, а если будете противиться, то восчувствуете как от Бога, так и от меня гнев. Великий государь Петр III Всероссийский».
Отправляя нарочного с указом, Пугачев приказал передать его старшине Окутину и стараться убедить его и бывших при нем казаков, чтоб они приняли его с честью.
– Если же они во мне сомневаются и за точного государя не признают, – говорил Пугачев, – то приняли бы меня с тем, чтоб отвезти в Петербург и спасти мою жизнь.
Держа над головою воззвание самозванца, посланный
[536] поскакал к Чаганскому мосту.
