– Был у меня вчера, – говорил подполковник Ездемирович зашедшему к нему прапорщику Войновичу, – Мельгунова камердинер и сказывал, что у Мельгунова был в гостях майор гвардии Рославлев и говорил, что бывший император жив и послан в Шлюшин (Шлиссельбург), и для того его послали, что Орлов хочет на государыне венчаться.
В 1765 году беглый солдат Кремнев объявил себя императором Петром III. Он встретил повсюду сочувствие среди крестьянского населения, разъезжал по Воронежской губернии и приводил к присяге однодворцев. Вслед за тем были пойманы и сосланы в Нерчинск армянин Асланбеков и беглый солдат Чернышев, называвшие себя императором Петром III. Чернышев показал, что принял на себя столь высокое имя потому, что «в разные времена, будучи в кабаках и шинках», слыхал, что император еще жив.
В 1769 году беглый солдат Мамыкин по дороге в Астрахань разглашал, что Петр III жив, вступит опять на престол и окажет многие милости крестьянам.
В 1772 году объявивший себя императором Петром III самозванец Богомолов взволновал Волгское войско, часть Донского и встретил большое сочувствие в гарнизоне гор. Царицына.
Часто повторяемые явления самозванцев все более и более утверждали население в той мысли, что бывший император жив, и оно с нетерпением ожидало его появления. С не меньшим нетерпением ожидали того же и все инородцы-магометане, составлявшие большую часть населения Казанской и Оренбургской губерний. Ходили слухи, что император Петр III долго не появляется потому, что его преследуют «бояре». Народ волновался, и озлобление против привилегированного класса с каждым днем усиливалось. Администрация и чиновничество своими действиями только подливали масло в загоравшееся уже пламя. Взяточничество и всякого рода поборы с народа не уменьшались, а, напротив, усиливались. Императрица сама заявила Сенату, что государственные крестьяне, живущие в Казанской губернии, терпят такое притеснение, что без дозволения местных смотрителей не смеют завести ни одного поросенка потому будто бы, что животные эти едят дубовые желуди, а между тем Екатерине II было известно, что ни одного дуба в той местности посажено не было
[528].
Чиновничество брало при всяком удобном случае, было порочно и малодушно, жило роскошно и выше средств. Ожидать от него содействия видам правительства было невозможно, точно так же, как и от дворянства, утонувшего в лени, разврате и взаимных ссорах. Право сильного, захват чужой собственности, помещичьи наезды поселили такую рознь и вражду друг к другу, что «во всех собраниях дворянства, – говорит Винский
[529], – кроме нелепостей, споров о пустяках и ссор, никогда ни одно дельное дело не было предлагаемо».
При такой розни дворянства, порочности и слабости администрации Пугачеву, лаская народ и обнадеживая его свободой, нетрудно было увеличивать свои силы и поднять знамя восстания.
Глава 18
Движение Пугачева к Яицкому городку. – Аудиенция с посланным от киргизского Нуралы-хана. – Письмо Пугачева к хану. – Первая жертва. – Появление мятежников у Яицкого городка. – Воззвание яицким казакам. – Движение Пугачева вверх по реке Янку. – Занятие Илецкого городка, Рассыпной и Нижнеозерной крепостей.
Переночевав на реке Кушума и собрав вокруг себя человек двести вооруженных, в том числе и татар, которые были приведены Идоркой, Пугачев, на рассвете 18 сентября, двинулся через Кош-Яицкий (Кошевский тож) на Наганский форпост. Пройдя первый, самозванец был встречен опередившим его писарем Забиром, поднесшим ему подарки, присланные Нуралы-ханом.
– Киргиз-кайсацкий хан, – говорил Забир через переводчика Идорку, – приказал вам кланяться и прислал вам подарки.
– Что ты за человек и зачем прислан? – спросил Пугачев.
– Я мулла и прислан поклониться и вас посмотреть, потому что я бывал в Москве и Петербурге и государя видел.
– Узнаешь ли меня?
– Как не узнать; я узнал, что ты государь. Нуралы-хан приказал ваше величество просить, чтобы вы написали к нему письмо.
Отдав Забира под присмотр, Пугачев поручил Идоркину сыну, яицкому казаку Болтаю, написать хану ответ
[530].
«Я ваш всемилостивейший государь, – писал Болтай от имени Пугачева
[531], – купно и всех моих подданных и проч. проч. Петр Федорович. Сие мое именное повеление киргиз-кайсацкому Нуралы-хану, для отнятия о состоянии моем сомнения. Сегодня пришлите ко мне одного вашего сына солтана со ста человеками в доказательство верности вашей, с посланными с сим от нашего величества к вашему степенству, ближними нашими У разом Амановым с товарищи. Император Петр Федорович».
Подозвав к себе Аманова, приехавшего вместе с Забиром, Пугачев передал ему письмо, с приказанием требовать от Нуралы-хана сто человек вооруженных киргизов, которых и привести к Песчаным хуторам.
Не успел Аманов отъехать трех верст от стана самозванца, как был задержан казачьим разъездом из отряда старшины Окутина, высланного полковником Симоновым в подкрепление сержанту Долгополову.
– Куда ты едешь? – спросили казаки.
– Я послан, – отвечал Аманов, – от государя Петра Федоровича к киргизскому хану с письмом.
Казаки остановили посланного и представили его старшине Окутину.
– Где стоит самозванец? – спрашивал Окутин. – Сколько при нем людей и кто они?
– Государь находится, – отвечал Аманов, – между Кош-Яицким и Наганским форпостами, и при нем яицких казаков человек триста; они хотят идти прямо в городок.
Получив такое сведение, Окутин тотчас же собрал с постов казаков и, поспешно отступив в городок, донес коменданту полковнику Симонову. Последний имел в своем распоряжении части 6-й и 7-й легких полевых команд, в которых вместе с нестроевыми считалось 923 человека и 112 человек оренбургских казаков с их старшинами
[532]. При полевых командах находилось несколько орудий, но с весьма ограниченным запасом зарядов, а прислуга, «кроме капрала да и того из непрактикованных», состояла вся из рекрут
[533].
