Ещё какое-то время я посидел в укрытии, прислушиваясь к звукам, и, окончательно убедившись, что в магазине никого нет, выбрался из-под полки. Душа ликовала, когда я осмотрелся в торговом зале, прекрасно различая, где что лежит. Вы же знаете, коты спокойно ориентируются в темноте. Вот это я нашёл себе местечко для ночлега! Еды море, тепло, да и мухи не кусают. Что ещё надо коту для счастья! Глаза разбегались от такого обилия деликатесов, хотелось попробовать всё – колбасы, мясо, фарш, рыбу, сыры.
Всё же решил начать с мясного отдела. На моё счастье холодильники сверху не закрывались. Я запросто забрался внутрь и обомлел. Перед моими глазами лежали аппетитные стейки из свинины и говядины – все как на подбор, точно вырезаны по одному размеру, люля-кебаб на деревянных шпажках, точно такие же как-то делал Петрович, куриные крылышки, каре ягнёнка, чего здесь только не было.
Я прекрасно понимал, что если съем полностью что-нибудь одно, то другое уже не смогу продегустировать. В отличие от людей, животные могут есть до тех пор, пока не почувствуют насыщение.
Однажды во время застолья на день рождения хозяина я слышал, как подруга Татьяны Михайловны сказала: «Ой, я уже не могу есть, сейчас лопну». Каково же было моё удивление, когда я увидел, как после этих слов она положила себе в тарелку приличный кусок мяса и съела его, не моргнув глазом!
Я решил: чтобы попробовать всё, нужно отщипывать по маленькому кусочку от каждого продукта. Но даже не одолел и одной трети холодильника, когда понял: больше не могу. А рядом был ещё холодильник с колбасами и сырами. Чуть дальше в аквариуме плавали рыбы, а в витринном холодильнике среди кусочков льда лежали целые тушки форели, сёмги, карпов и других рыб, которых я и названий не знал. Как со всем этим быть? Но почему я не могу, как человек, налопаться от пуза. Может быть, где-нибудь припрятать кусочек чего-нибудь, как это делают собаки? Хотя для чего прятать, если магазин находится по соседству с театром. Нужно только найти лазейку, и можно приходить каждую ночь, устраивать пир горой, да ещё Тарантино с Мелиссой приглашать, а Хичкоку что-нибудь в зубах принесём.
Хотя я был сыт по горло, всё же решил заглянуть в колбасный отдел, уж больно оттуда аппетитно пахло. Пока я снимал пробу с копчёных деликатесов, меня окончательно разморило и начало клонить в сон. Я и не заметил, как лапы отяжелели, я упал прямо поверх колбасных палок и уснул. Не знаю, сколько проспал, только очнулся от того, что рядом со мной что-то щёлкало. Приоткрыв один глаз, я увидел пожилого мужчину с большими седыми усами и бородой, как у Карла Маркса. Он снимал меня на камеру телефона. Я не сразу понял, где нахожусь, и лишь когда посмотрел по сторонам, вспомнил, что ужинал в магазине. Вскочив на лапы, я хотел рвануть с места, но мужчина опередил меня. Он схватил меня за загривок, тем самым обездвижив. В таком положении я ничего не мог сделать, а затем он снял вашего покорного слугу с полки.
– Ну что, негодяй, попался? – спросил мужчина. – Театралы совсем не следят за своей живностью. Раньше чёрный кот в гости захаживал, теперь серо-буро-пошкарябанный. Одного отвадили, другой проходимец нарисовался. Я знаю, что ты театральный, видел как-то вас обоих на крыше. Не пойму, актёры совсем вас не кормят?
Сам ты пошкарябанный! У меня, между прочим, редкий окрас шерсти, а театралы нас кормят, просто в гостях всегда вкуснее. Хм, интересно, почему Тарантино не рассказал мне о своих похождениях?
Пока мужчина нёс меня по магазину, я обратил внимание, что за окном уже рассвело. Ох, ничего себе я поспал. Наверное, уже и репетиция началась, а меня нет. Ну и влетит же мне.
Мужчина вышел из торгового зала в подсобное помещение, открыл стеклянный шкаф, посадил меня на полку и закрыл дверцу.
– Ты арестован, – сказал он. – Будешь сидеть здесь столько, сколько я скажу.
Испугавшись не на шутку, я стал лихорадочно соображать, как же мне выбраться из «каземата». Начал наблюдать за действиями «надзирателя» сквозь прозрачное стекло. Он сел за стол, нацепил на нос очки, взял лист бумаги и принялся что-то писать, при этом постоянно приглаживая бороду. Затем перечитал собственное сочинение, снял очки и свернул листок трубочкой, достал из кармана брюк телефон, долго копался в нём и спрятал назад. Подойдя к шкафу, он осторожно открыл дверцу и, не давая опомниться, снова схватил меня за загривок. Сам сел на стул, а меня зажал между ног, точно боялся, что я его укушу либо поцарапаю, и засунул листок за мой ошейник.
– Ты свободен, – сказал он, столкнув меня на пол.
Я отбежал подальше от надзирателя, не зная, чего ещё ожидать от него. Осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, куда прятаться в случае опасности. Попробовал вытащить лапой бумажку из-под ошейника, но понял, что без посторонней помощи здесь не обойтись.
– Не старайся, я надёжно закрепил, – ухмыльнулся мой тюремщик, заметив эти жалкие попытки, и, кивнув на дверь, добавил: – Пойдём, выпущу тебя. Иди следом и не вздумай бегать от меня, далеко всё равно не убежишь. Все двери заперты, до открытия магазина ещё два часа, так что по-любому поймаю тебя.
Он дошёл до двери в конце коридора и, распахнув её передо мной, сказал:
– Иди, подлый воришка.
Я оказался в заснеженном внутреннем дворе магазина, от театрального его отделял решётчатый забор. Пробравшись сквозь прутья, побежал к чёрному входу в театр и сел под дверью. Не знаю, сколько я там проторчал, только понял: если посижу ещё немного, точно превращусь в сосульку.
Тогда я принял решение пойти к главному входу, возможно, там быстрее удастся попасть внутрь. Дома настолько плотно примыкали друг к другу не было ни единой лазейки, чтобы выйти на центральную улицу ведущую к парадному входу в храм искусств. Пришлось преодолеть несколько заборов соседних дворов, и в конечном итоге я выбрался из каменных лабиринтов и оказался за два квартала от театра. Побежал по тротуару и вдруг заметил, как рядом со мной остановился автомобиль. Тут же открылась пассажирская дверь, и я увидел за рулём Павла Сергеевича.
– Быстро забирайся в машину, гурман, – скомандовал он.
Режиссёр уже в курсе моих ночных похождений, и новая кличка, произнесённая им, служила тому подтверждением.
Я запрыгнул в тёплый салон машины и устроился на сиденье. Режиссёр захлопнул за мной дверь и продолжил путь.
– Сократ, до меня дошли слухи, что ночью у тебя был славный ужин, – сказал начальник, подтвердив мои мысли. Он посмотрел на меня, нахмурив брови, и спросил непонятно кого: – Интересно, какой счёт нам выкатят за него?
Да сколько я там съел? Если сложить все кусочки общипанного мяса, то и полкило не наберётся, ну, может, ещё колбаски граммов сто, так это же сущие копейки!
Заметив торчащую бумажку на моём ошейнике, Павел Сергеевич остановил машину вытащил её и зачитал вслух:
«Уважаемые театральные работники! Ваш кот снова нанёс материальный урон нашему магазину. Позже, когда придёт руководство, они посчитают стоимость ущерба и выставят вам счёт. Фотографии с места преступления я отправил вашему директору.
