По и Моана дергали мать за подол — еще немного, и с него начали бы осыпаться лепестки ирисов.
— Иду, Туматаи, иду.
Танаэ в последний раз повернулась ко мне:
— Мне надо навестить мужа. Знаешь, Майма, не надо заставлять мертвых слишком долго ждать.
Я с вызовом посмотрела на Пито и пустилась бежать, продираясь сквозь папоротники и перемахивая через позеленевшие надгробия.
— Нет, надо позаботиться о живых!
Моя бутылка в океане
Глава 27
Мое сердце потихоньку перестает биться. Я уже не чувствую ни рук ни ног. Я всего лишь машина, детали которой одна за другой выходят из строя. Сообщение Маймы заезженной пластинкой крутится в отключающемся сознании.
Будь осторожна, Клем!
Глаза уже ничего не различают, кроме неясных цветных пятен, рот пересох и не в силах открыться, чтобы попросить воды, горло, кажется, раздалось вдвое и в то же время сжалось так, что и капли слюны не удастся проглотить.
Остерегайся Элоизы. Остерегайся.
Я была так простодушна, так неосмотрительна. Я уже ничего не вижу, не чувствую прикосновений и запахов, сознание погружается в туман… Но я слышу, слух — единственное оставшееся у меня чувство. Слышу голос, он кажется мне далеким, но я знаю, что он звучит рядом. У моего изголовья. Женский голос.
— Не беспокойся, еще каких-то несколько минут — и все закончится.
Нестерпимая пытка. Тысячи насекомых грызут печень, кишки, желудок.
— Ты думаешь, это кураре? Яд, замедляющий сердечную деятельность? Почти угадала. Кроме кокосового молока и лайма, я добавила в твой тартар из тунца порошок ореха хоту. Пито поделился со мной рецептом на пляже в Атуоне. Стоило улыбнуться — и он мне все объяснил, не догадываясь, что травить я собираюсь не крысу и не рыбу-попугая. Видишь, я не хуже тебя умею очаровывать людей. Цветок в волосах — и готово дело. Ты, наверное, проживешь дольше, чем курица или кальмар, но я не пожалела порошка. Твое бедное сердечко продержится, скорее всего, не больше четверти часа, а поскольку полицейские в лучшем случае доберутся сюда часа через три, у меня более чем достаточно времени, чтобы взять ружье Танаэ и навестить капитана.
Легкие сдают. Их стискивает жестокая боль, и я мечтаю только об одном: чтобы они взорвались, чтобы все закончилось. Никто не придет, никто меня не спасет. Никто не знает, что я умираю.
Где ты, Янн? Где ты, Майма?
Остерегайся Элоизы. Остерегайся.
Будь осторожна, Клем!
Слишком поздно, малышка. Тебя тоже обманули. Я умру раньше, чем ты это поймешь.
Голос отдаляется:
— Я пойду. Мне надо заняться красавчиком Янном. Прощай. Нана, как здесь говорят. Вряд ли мы с тобой снова увидимся. Хочешь, чтобы Брель тебя немножко проводил, или ты предпочитаешь умирать в тишине?
Сделав огромное усилие, различаю перед собой зыбкий силуэт с длинным ружьем. Все мое тело — сплошное страдание. Я хотела бы снова обрести голос, ненадолго, в последний раз, чтобы вытолкнуть эту боль. Умереть с долгим звериным криком.
— В тишине? — веселится голос. — Ты права. Ты знаешь девиз Маркизских островов.
Последнее, что я слышу, — безумный хохот, потом слова:
— Жаловаться неприлично.
А потом мое сознание окончательно отключается.
Дневник Маймы
До того, как умру…
Пока добежала до пансиона, совсем запыхалась.
От старого кладбища до пансиона «Под опасным солнцем» я домчалась меньше чем за пятнадцать минут. Несколько раз чуть было не растянулась в грязи на тропинке, которая шла вниз через лес, потом, когда поднималась от Атуоны, я думала, сердце разорвется. Но оно выдержало.
Минутку постояла, опираясь на деревянную табличку у ворот, «Под опасным солнцем», ту, что напоследок приколотил Туматаи, муж Танаэ. Смотрела на шесть бунгало в конце аллеи, на беседку, на зал Маэва и мысленно повторяла последние слова Танаэ.
Не вмешивайся в их дела, дорогая моя. Этот, по крайней мере, убивает только чужих.
Я думала про Янна, думала про Клем.
Пока они вместе, с ними ничего не случится.
Я не должна была рисковать понапрасну, я знала, зачем сюда пришла.
Свет внезапно померк. Я подняла глаза. Солнце запуталось в облаках, накрывших гору Теметиу, словно луна-рыба, уловленная сетью. Зелень кокосовых пальм, манговых и банановых деревьев окрасилась в цвет морской волны. Потускневшего перед штормом моря.
Воспользовавшись этим, я как можно тише двинулась по сумрачной аллее. Дыхание в тени бугенвиллей постепенно выровнялось. Я только что без остановки пробежала два километра, с перепадом высоты в двести метров.
Ни звука, ничто не шелохнется — ни на террасе, ни в зале Маэва, ни в одном из шести бунгало. Я быстро окинула взглядом бухту Предателей, скалу Ханаке, черный пляж безлюдной Атуоны. Всмотрелась в пустое небо — последняя надежда — и без дальнейших раздумий вскарабкалась по бамбуковой стене фаре Танаэ. Опираясь о резные столбы, без труда забралась на крышу из высушенных листьев пандануса. Встала босыми ногами на стропила и скользнула к чердачному окошку высотой в тридцать сантиметров.
Мне шестнадцать лет, я верткая, как угорь, и единственная, кто может проникнуть таким способом в любой из домиков, когда двери и окна закрыты. Я и не отказывала себе в этом в последние дни, помогая Янну. Вот только теперь, когда пролито столько крови, когда столько людей погибло, действовать надо было намного быстрее.
На мгновение повисла на балке и спрыгнула в фаре. Перед глазами снова замелькала дорога, по которой я неслась от кладбища, от надписи на могильном камне, от мертвого тела в яме. Я знала, за чем пришла — за рукописью, о которой мне сказала Танаэ. Истории Клем и четырех других участниц литературной мастерской. Полное описание всего, что происходило в эти два дня. Того, что каждая из них увидела, подумала, поняла.
Долго искать не пришлось, рукопись лежала на письменном столе розового дерева. Сотня страниц. На первой всего две строчки.
МОЯ БУТЫЛКА В ОКЕАНЕ
Клеманс Новель
Белое солнце выпуталось из облаков над вершинами гор. Его лучи ворвались в окно фаре, залив комнату жестоким слепящим светом.
Прихватив папку, я устроилась в единственном затененном уголке, на кровати под москитной сеткой. Не из-за москитов, они предпочитают приезжих, но мне всегда казалось, что эти занавески над кроватью делают ее похожей на постель принцессы.
Наверное, под кружевным балдахином сны и мечты особенно прекрасны.
Я открыла папку.
Если я выпущу эти мечты на свободу под москитной сеткой, она помешает им улететь?
