— Дорогую жемчужину Мартины, которая висела в зале, украла твоя мама? — спросил мой капитан.
— Само собой. Я поняла это сразу. Мама всегда мечтала носить редкую черную жемчужину. Может, папа только ради этого и задумал ограбление. Может, полицейские и ошиблись, не так уж она и невиновна.
— Ты на нее злишься?
Непростой вопрос…
Я встала, прошла несколько метров по площади, по стриженой траве, сделала танцевальное движение. Я смогла бы повторить от начала до конца самую прекрасную маркизскую хаку, самую прекрасную хаку мира, танцевать, кружиться, летать, лицо повернуто в профиль, гибкая шея, взгляд прикован к воображаемой птице у меня над плечом.
Вопрос непростой, но Янн ждал ответа.
Ответ заключен в нескольких буквах, мой капитан.
— Да… И да и нет! Когда папу посадили в тюрьму, Мари-Амбр могла меня бросить, отослать к маме, которая и слышать больше про меня не хотела, отправить к родственникам на Туамоту, Тубуаи или Гамбье. Но она этого не сделала. Потому что любила меня… То есть это я так думала. На самом деле она главным образом хотела меня использовать для своего плана, найти нового мужика, в которого можно вцепиться. Маленькая островитяночка — чтобы заманить толстяка Пьер-Ива Франсуа на Хива-Оа, лучше не придумаешь.
Янн тоже встал, прошелся по площади. Казалось, он смотрел на невидимую птицу над моим плечом.
— Майма, не говори так. Ты ведь прекрасно знаешь, что…
Это очень мило, мой капитан, только я вышла из того возраста, когда верят в сказочных принцесс, подбирающих маленьких брошенных девочек.
— Она ни разу не упомянула меня в своем завещании! Она хочет быть мамой, взаправду… как будто меня нет! Для иностранки фааму не существует. Глупо, да? У меня две мамы, и обеим я ни к чему.
Янн снова попытался меня переубедить, но я убежала от него, поскакала через площадь. Я легкая, беззаботная, мне семь лет. Я улыбалась, размахивала руками, чтобы спугнуть воображаемую птицу.
— Не бери в голову, так уж оно есть на островах. Ты же знаешь, мне шестнадцать, в этом возрасте можно родить ребенка. Круто, я его брошу и так отомщу за себя! Все, пошли.
Взгромоздившись на каменного тики, охраняющего вход на тохуа, я взобралась на трибуны из туфа и вылезла на главную улицу деревни.
— Хватит уже говорить про меня, тебе разве не хочется узнать секрет Энаты?
Янн на несколько метров от меня отставал. Я запрыгнула на невысокую стенку из черных камней, ограду маленькой парковки банка «Сокредо», и пошла по ней, будто по канату.
— Это несложно, мой капитан, если шестнадцатилетняя девчонка догадалась. Перевернутый Эната…
— Обозначает врага.
Ладно уж, помогу тебе.
— Даю подсказку: у Метани Куаки была подружка, которая с ним порвала. Психиатры считают, что с этого разрыва все и началось, что он перенес на своих жертв свое влечение к ней, маленькой неуловимой подружке, мы не знаем ее имени, но можем предположить…
У Янна глаза засветились.
— Что у нее такая же татуировка?
— Эната! Капитан, Э-НА-ТА.
Спрыгнула на траву и большим пальцем ноги начертила на земле пять букв.
Э-НА-ТА.
Капитан смотрел на меня. До него не доходило. Он точно в самом деле полицейский? Я снова подсказала.
— Наоборот! Это же так просто.
Босой ногой стерла Э и НА.
Осталось ТА.
Большим пальцем написала те же буквы в другом порядке.
НА и Э.
— Мать вашу… — прошептал Янн. — Это прямо перед глазами было.
Наконец-то!
Я медленно произнесла три слога голосом семилетней девочки:
— ТА-НА-Э.
* * *
Мы с Янном не спеша брели обратно, поднимались к «Опасному солнцу». Один узел мы только что распутали.
Танаэ — бывшая подружка Метани Куаки.
И пробовали потянуть за каждую высвободившуюся ниточку.
Нам было известно, что Танаэ училась гостиничному делу в Париже, потом вернулась на Маркизские острова — видимо, за несколько месяцев до того, как Метани совершил первое преступление, так что она не виновна ни в чем. Но и Куаки, отбыв тюремный срок, вернулся на Хива-Оа. В 2005 году. Танаэ уже была замужем, уже родились По и Моана. Прикрывала ли она его? Знала ли о его прошлом? Помогла ли ему скрыться? Сменить имя?
Может быть, разгадка покоилась на старом кладбище Тейвитете, там, где похоронен Туматаи, муж Танаэ? Метани Куаки сейчас должно быть около шестидесяти. Может, он — один из тех беспечных, ленивых, приветливых островитян, с которыми мы каждый день встречались? Это он убил Пьер-Ива Франсуа, потому что тот слишком близко подобрался к истине? К его новой личности? Точно так же, как после него это сделала Фарейн? А до них — Мартина? Если так и было, если Танаэ знала, как она могла его не выдать?
— Капитан! Капитан!
Два тонких голоска окликнули Янна — Капитан! Капитан! — в ту самую минуту, когда мы поравнялись с полем, где смирно щипали травку Мири, Фетиа и Авае Нуи.
И не успела я опомниться, как из-за трех лошадок показались обе дочки Танаэ — Моана со скребницей и По в сапогах и с вилами в руке.
Янн подошел к колючей проволоке, огораживавшей поле.
— Это насчет вчерашней ночи, — кричала Моана, размахивая скребницей. — Вы должны были с нами поговорить.
— Вот он я. Спешил как мог, — заверил ее Янн. — Все немного быстрее завертелось.
Немного… Мой капитан — мастер эвфемизмов.
Моана поглядывала на меня с недоверием, но отойти не просила. Уважение к власти! Я на два года младше, чем она, но я — официальная ассистентка.
— Мы вчера вечером вышли под дождь, — рассказывала По, — потому что услышали, что Авае Нуи поскакала галопом, на ней сидела майорша. Мы попытались успокоить лошадей. Было темно и ветрено.
— Когда мы сюда пришли, — продолжала Моана, — это был такой ужас, мы только и успели увидеть, как Мири тоже ускакала. Кто-то отвязал ее, сел верхом и погнал.
— Вы успели разглядеть, кто это был?
По подняла вилы и снова вступила в разговор:
— Да, хотя было темно, я совершенно уверена.
— Тем более, — прибавила Моана, — что часом позже она вернулась. Открыла загородку, впустила Мири в нижнюю часть поля. Она только фонариком своего мобильника посветила, и откуда ей было знать, что мы с По прячемся от дождя за сараем.
Я тоже подошла к колючей проволоке.
— Узнали, значит? — нетерпеливо повторил Янн.
— Да, — подтвердила Моана. — Это был мобильник майорши! Красный с белым крестом.
