— И твоя жена согласилась?
— Еще бы! Могу тебя заверить, что она затаила злобу на ПИФа, и если бы оказалось, что он все списал из ее рукописи, лишь немного подправив, он бы не отделался болтовней и чеком… Но возможность вернуться к делу татуировщика из пятнадцатого округа была слишком заманчивой.
— А ты, значит, поехал с ней, чтобы за ней присматривать?
Мой капитан наконец-то улыбнулся по-настоящему.
— Да, главным образом — чтобы за ней присматривать. И еще немножко, чтобы увидеть Полинезию.
Вот уж точно, на зарплату жандарма такую райскую поездку себе не позволишь.
— И что? Что узнала твоя жена с тех пор, как вы приехали?
— Ничего. Получается, что ничего. По ее словам, никто здесь ничего не может рассказать о Метани Куаки, местном уроженце. Никто не знал, что он сидел в тюрьме во Франции. Никто не слышал про его подружку. Никому не известно, что с ним стало. Здесь, говорят они, интересуются теми, кто остается, и теми, кто возвращается, а не теми, кто уезжает.
— А с ПИФом?
— Что — с ПИФом?
— Твоя жена с ним поговорила?
— Я… я не знаю, успела ли она. Ты же понимаешь, Пьер-Ив… очень занят.
Янн внезапно вскочил. Аккуратно натянул резиновые перчатки.
— Должно было уже высохнуть, — резко сменил он тему, — пора переходить ко второму этапу. Скотч и бумага!
Я продолжала сидеть и размышлять.
— Короче говоря, твоя жена не выиграла конкурс. Пьер-Ив ее выбрал, не посвящая ни во что свою издательницу.
Теперь и я не спеша встала и прочитала приклеенную над кроватью желтую бумажку, которая оказалась прямо передо мной.
У иных сердце такое обширное, что входишь в него без стука.
У иных сердце такое обширное, что видишь только половину.
И продолжила рассуждать вслух:
— Титину тоже не случайно выбрали. Она чуть ли не самая влиятельная блогерша Бельгии. Ее пригласили только для того, чтобы подстегнуть продажи в равнинной стране. Почему здесь моя мать — я знаю. — И прибавила, прежде чем Янн успел попросить меня рассказать поподробнее: — Остаются Клем и Элоиза… Надо полагать, обе они и в самом деле талантливы. Если только и они тоже не оказались здесь из-за какого-нибудь мрачного происшествия, которое вдохновило ПИФа. Я вполне готова допустить, что Элоиза виновна в смерти двух детей, которых она все время рисует. Возможно, это был несчастный случай. Хороший сюжет для романа, правда?
Янн старательно отмотал кусочек скотча длиной в четыре сантиметра. Он был настолько сосредоточен на этом, что, похоже, не слушал.
— Видишь, Майма? Накладываешь клейкую ленту поверх порошка, очень ровно, сильно прижимаешь, а потом приклеиваешь ее на лист бумаги и точно указываешь, где был снят отпечаток.
Он решил, что занять мне руки достаточно для того, чтобы заткнуть рот?
— Я тут подумала, капитан. Значит, камешек с перевернутым Энатой, который Пьер-Ив положил поверх своей одежды так, чтобы его заметили, это послание, адресованное лично твоей жене. Может быть, именно ей он этой ночью и назначил свидание в хижине мэра, над портом. Прости за бестактный вопрос, но ты уверен, что проспал с ней всю ночь?
Мой капитан прилепил клейкую ленту к одному из стоявших на низком столике стаканов и изо всех сил сжал его в кулаке.
— Ты права, это очень бестактный вопрос.
Он думал, что меня устроит такой ответ?
— Это вопрос в интересах расследования! Хочу тебе напомнить, что второй камешек с таким же Энатой нашли на кровати Мартины. Как Титина может быть связана с этим делом?
— Понятия не имею. Давай помогай мне. Знаешь, у полицейских есть такое правило: всегда надо начинать с улик, а затем уже переходить к предположениям. Ни в коем случае не наоборот!
Я вздохнула. Больше ничего из моего жандарма было не вытянуть. Взяла прозрачную перчатку, которая была мне велика, и не упустила случая вслух удивиться:
— Снимать отпечатки пальцев — это, скорее, работа спецов с Таити. Разве они не должны быть уже здесь? Они что, в пироге плывут из Папеэте или как?
Янн собрал по всей комнате с десяток отпечатков, а я нашла только пару — на зеркале, на книге. Должна признать, что это хороший способ, со скотчем отпечатки почти такие же отчетливые, как если бы их обладатель приложил палец к подушечке с чернилами.
Я демонстративно стянула перчатки:
— По-моему, отпечатков у нас уже достаточно. Может, перейдем к моменту истины?
Янн смотрел на меня, явно ничего не понимая. У меня были свои соображения, и я их выложила.
— Когда ты вошел сюда и увидел место преступления, ты сказал, чтобы никто ничего не трогал. Значит, здесь должны быть только отпечатки пальцев Титины и ее убийцы. Согласен?
Мой капитан нехотя согласился, ему нечего было возразить.
Я неожиданно для него макнула палец в чашку с черным порошком, потом с силой прижала к листу белой бумаги. Осторожно сдула лишний порошок и приклеила на отпечаток кусочек скотча.
— Мой отпечаток! Валяй, сравнивай!
Янну, похоже, стало любопытно. Он подошел к кровати и разложил на ней полтора десятка листков с приклеенными к ним отпечатками пальцев, которые мы собрали в бунгало.
— Смотри, Майма, — пояснил он, — здесь два вида отпечатков, всего два. Первые я снимал с вещей, принадлежавших Мартине, ее щетки, тюбика с зубной пастой, книг, обуви. Они явно принадлежат ей. А другие — их пять, и они все одинаковые — я нашел на втором стакане, но еще и на ее бумажнике, который был спрятан в чемодане, на ее ноутбуке, стоявшем на полке, на ее телефоне и на ручке ящика. Они, в этом у меня нет ни малейшего сомнения, принадлежат тому, кто побывал здесь сегодня ночью.
Янн методично сравнил листки с тем, который протянула ему я.
— Одно точно — это была не ты!
Я выдохнула с показным облегчением, будто только что избежала страшнейшей угрозы, и ответила:
— А теперь ты, капитан!
Янн слегка поморщился, но послушно снял правую перчатку. Пальцы в порошок, пальцы на лист бумаги, скотч на порошок. Я проверила:
— Уф, это и не ты! Продолжаем?
Сюрприз!
Жандарм в изумлении смотрел на завернутую в бумажный носовой платок зажигалку, которую я достала из кармана.
— Это мамина. Стащила со стола.
Не спрашивая мнения жандарма, я кисточкой нанесла порошок на зажигалку, прижала к ней скотч, потом прилепила его на первый попавшийся белый листок.
— Посмотрим вместе?
Я старалась держаться спокойно и надеялась, что Янн не заметил, как дрожал листок у меня в руке. Я даже нашла в себе силы посчитать:
