Соболевский . И прав. Эва куды понесло!
Пушкин . Но ведь я не затем хотел бежать в Турцию, что мне полумесяц милей луны. Не оттого просился в Китай, чтоб поглазеть на богдыхана. Я думал лишь об одном покое. А счастье в чужой земле невозможно.
Вяземский . Ты убежден?
Пушкин . Я знаю.
Вяземский . Будь здрав. (Отпивает.) Ты, Моцарт, бог, хоть ничего не знаешь.
Пушкин (смеясь) . Как всякий бог.
Вяземский . Но ты и человек. И, стало быть, рожден для человечества. Ты русский, но ты живешь в целом мире и, значит, миру принадлежишь. И пусть даже обе эти девицы, которых мы взяли с собой в лодочку, вдруг узнали тебя по портрету, это еще не означает, что слава – только русское слово.
Соболевский . Худо, что девушки узнают… Не разойдешься.
Пушкин (Вяземскому) . Ты прав, разумеется. Девицы смешны, и эта встреча точно припахивает анекдотом. И слава наша печально бедна, совсем как земля наша. По ней – и слава. Но есть у каждого свое назначенье, есть оно, верно, и у меня. Ты прав, ты прав. Рядом с пестрым и шумным миром мы делаем странное впечатление. Шесть веков назад у нас не было Данта. Не было Монтеня, ни Шекспира. Позади у нас больше войн, чем творчества, и узы нам понятней, чем музы. А все же могу поклясться, что здесь родится истинно великая словесность. И пространства, в которых просто исчезнуть, однажды дадут ей свою безоглядность. И все пережитые страданья дадут ей неведомые миру глубины. Но мы с тобой этого не увидим, а значит, и спорить нечего. Жаль. (Наливает себе.)
Соболевский (чокаясь) . Аминь, в наитии находящийся! Все так, мы этого не увидим. Вот кабы предки увидели нас, то-то б они повеселились. (Пьет.)
Пушкин . Аминь.
Вяземский . Аминь. (Пьет.)
Кавалергард (продолжает) . Надо сказать, эльзасские девушки воспитаны в очень строгих правилах. Но я заметил, куда ведет лестница…
Господин с удивленным лицом . Ах, разбойник! Нет, каково!
Кавалергард понижает голос.
Пушкин . За Вяземского! И пусть всегда разум повелевает страстями, что в этом мире необходимо.
Вяземский . Прощай, ты мне истинно дорог. Прости, если я порою бывал причиною твоих огорчений. Люди несовершенны, мой друг, ах как они несовершенны.
Соболевский . О чем ты, князь?
Вяземский . Неважно. Он понял.
Соболевский . Очень возможно, понял и я.
Вяземский . Ты уж готов к переезду?
Пушкин . Готов.
Соболевский . И бабушка – также?
Пушкин . О, еще бы. Эта медная дура – моя судьба. Куда я, туда и она.
Вяземский . Вот и настала минута прощанья.
Пушкин . Бог с ней, не будем думать о мрачном. Ты едешь в мир, княжна окрепнет. Скоро настигнет тебя Соболевский. Станете вместе бродить по Риму. А я из моего далека буду на вас глядеть да радоваться. И посему, счастливые странники, не соболезнуйте остающимся. Тем боле от бремени я разродился. Типография боле за фалды не держит. Пугач мой осенью выйдет в свет. Надеюсь, что те, кто мыслить способен, его не вовсе без пользы прочтут и некий след сей казак оставит. Надеюсь, что и мечты о журнале не вовсе пустые и я получу дозволение на изданье, и с помощью Божьей нам станет сил вывести наше почтенное общество из столь любезной ему дремоты. Нет, друзья, еще поживем. И мы не стары, и жизнь богата.
Соболевский . За делом не забудь о жене. В приличном семействе детей должно быть хотя бы пятеро.
Пушкин . Аминь.
Соболевский . А пуще всего будь себе на уме. Ты ведь норовист, что резвый конь. Как раз понесет, а меня и нет…
Пушкин внезапно обнимает его.
Ну полно, полно, авось и вывезет…
Кавалергард ( негромко )…но барыня была не строже служанки. Я это понял по первому ж взгляду. Тотчас же спрашиваю листок бумаги…
Господин с удивленным лицом (в восторге) . Как, и барыня? Нет, это слишком!
Кавалергард . Я пишу ей: «Сударыня, нынче в ночь вы можете сделать страдальца счастливым».
Соболевский . Твое здоровье, любезный друг. И будь поласковей с бедной музой. Чтоб мы без твоих плодов не увяли.
Пушкин . В добрый путь. И примем за правило: нипочем не показывать вида. А то, что на сердце, дело наше – так покойный Дельвиг учил.
Господин с удивленным лицом . Неужели ж вам так везет у женщин?
Кавалергард . Женитесь, и я вам это докажу.
Пушкин (Соболевскому) . Кто этот удалец?
Соболевский . Не знаю.
Входит жизнерадостный господин.
Жизнерадостный господин (говорит без пауз) . Возможно ли? Пушкин! Какая радость! Здравствуйте, князь. Соболевский, и ты тут?
Соболевский . Помилуй, ты сейчас так удивлен, точно нашел меня у алтаря.
Жизнерадостный господин (без паузы – кавалергарду) . Боже, барон! Я очень рад. (Господину с удивленным лицом.) Друг мой, какая приятная встреча. Барон, вы знакомы? Пушкин, это барон Дантес. А это Олсуфьев, мой старый приятель. Князь, прошу вас. Барон Дантес. Соболевский, это Олсуфьев.
Кавалергард . Господин Пушкин, я счастлив увидеть первого поэта России. Мне этот день будет вечно памятен.
Пушкин . Благодарю вас. Надеюсь, и мне.
Жизнерадостный господин . Куда ж вы? Я должен о стольком узнать. Спросим шампанского. Князь… Соболевский…
Соболевский . Ради Создателя, не шуми. Нам пора, мы засиделись.
Жизнерадостный господин . Это ужасно… Я так был рад… Мы только что встретились. Я безутешен…
Пушкин . Прими в утешенье совет, мой милый: не радуйся нашед, не плачь потеряв.
13
10 августа 1834 года.
Близ дачи Фикельмон на Черной речке.
Пушкин и Дарья Федоровна.
Дарья Федоровна (прислушивается к музыке) . Это у Бобринских. Там нынче гости. Кажется, мы с ними здесь одни. Весь свет на Петергофской дороге. По счастью.
Пушкин . Как славно на Черной речке. Сколь благодатная тишина.
Дарья Федоровна . Я благодарна, что вы приехали. Мы, верно, долго теперь не увидимся.
Пушкин . Мог ли я не проститься, графиня? Раньше чем к ноябрю не вернусь.
