Занавес.
Часть вторая
7
2 июля 1834 года.
В Царском Селе. Император Николай Павлович и Жуковский.
Николай Павлович . Ты и теперь станешь его защищать, ты и теперь не видишь, что это человек без чести, без правил…
Жуковский . Ваше величество, тяжкая минута, упадок духа, угнетенное состояние – все это может помрачить разум. Уповаю на ваше великодушие.
Николай Павлович . Послать эту грязную бумагу… это прошение об отставке… Да ведь это ж мне прямой вызов. Что он там пишет? Кому – он пишет? Осталась ли в нем хоть капля рассудка? Он, что ж, совсем уж не понимает, что он мне обязан решительно всем? (С иронией.) Ему не нравится жить в Петербурге! Верю. Он должен был гнить в Сибири.
Жуковский . Ваше величество, я знаю Пушкина. Он фантазер, он сумасброд, но неблагодарность ему чужда!
Николай Павлович . Василий Андреич, об чем ты толкуешь. Неблагодарнее нет человека! Он, видно, забыл, как тогда, восемь лет назад, его доставили ко мне с фельдъегерем как государственного преступника. Я сразу увидел, что это наглец. Вообрази, стоило мне объявить ему мое прощенье, как он тотчас же сел на стол.
Жуковский (смущен) . Как – на стол, ваше величество?
Николай Павлович . На стол – самым натуральным образом. Стоял в комнате стол, он и присел на него. Говорю тебе, в этом вся его суть! Ведь я его попросту тогда спас. Именно спас. И его, и Грибоедова. Ну, о втором речи нет, тот хоть мученически погиб, но этот ведь цел. По моей милости. Ведь все зависело, как взглянуть. Он сам объявил, что, будь он четырнадцатого декабря в столице, уж непременно пришел бы на площадь.
Жуковский . Ах, ваше величество, то был вздор, одна мальчишеская бравада. К ней нельзя отнестись серьезно.
Николай Павлович . Как же к ней отнестись, если он сказал сам? Нет уж, ты его не оправдывай. Он твоих волнений не стоит.
Жуковский . Ваше величество, он поэт. Его область – стихи, а не здравый смысл.
Николай Павлович . Ну и что ж, что он поэт? Разве он не член общества? И у него нет обязанностей? И ты поэт, да не писал таких гадостей. Бог свидетель, я ему много простил. Его эпиграммы на честных людей. Его стихи с их тайным смыслом. Его мерзкую кощунственную поэму, эту грязную… «Гавриилиаду». За нее одну его следовало отлучить от церкви и предать анафеме.
Жуковский . Грех юности, он о нем сожалеет. Ведь он тогда был почти дитя.
Николай Павлович . Значит, он был испорчен с детства! Заметь, я не сужу сгоряча. Я прочел ее несколько раз и каждый раз читал с отвращеньем. Порочный ум, нечистое воображенье… Он весь нечист! Поэт! Хорош поэт, который, женатый на первой красавице, всякий год брюхатит ее, как пьяный мужик. Где ж его трепет перед прекрасным? Иль он боится, что коли она год не будет тяжела, так быть беде?
Жуковский . Ваше величество, он отец нежный, дети, точно, и гордость его и радость.
Николай Павлович . Этакий монстр… Не завидую ей. Вот уж подлинно – Вулкан и Венера. Да и жесток с ней, должно быть, адски. Сказывают, что на Масленице она и выкинула оттого, что он ее бил.
Жуковский . Ваше величество, это клевета. Он ее обожает.
Николай Павлович . Я не утверждаю, но похоже на правду.
Жуковский . Умоляю вас не лишать его вашей благосклонности. Я убежден, он раскаивается глубоко. Между тем талант его может быть одним из алмазов вашей короны.
Николай Павлович . Искренне этого желал. И со своей стороны сделал все, чтобы его талант мог окрепнуть. Ты знаешь, я не жалел усилий. Более того, я превозмог недоброе чувство, что во мне было. Я распахнул пред ним свою душу, я его звал, я хотел, чтобы он был полезен своей земле. Но видно, в таланте, Василий Андреич, мало смысла, да много претензий.
Жуковский смущен.
Мои слова до тебя не касаются. Твой талант добрый и благонамеренный. Но для таланта такое направление – редкость. Человек с талантом, как у него, – невыносим. Всем недоволен, самолюбив, не в меру горд, и всегда ищет несоответствие жизни с тем идеалом, который он самовольно, по своему же разумению, создал. Нет, бог с ними, с талантами, от них лишь соблазн и развал.
Жуковский (поражаясь собственной дерзости) . Но Пушкин более чем талант.
Николай Павлович . Кто же он?
Жуковский (почти зажмурясь) . Гений, ваше величество.
Николай Павлович (неожиданно спокойно) . Ну что ж, тем хуже лишь для него. Пускай даже ты прав, и в нем гений. У Пушкина может быть свое развитие, а у империи моей иное. Они ведь могут и не совпасть. Россия идет своей дорогой, и плохо тому, кто встанет ей поперек. Когда я принимал венец, не Пушкину я присягал, но державе. За годы, отпущенные мне на правленье, она должна пройти еще часть пути, который указан ей Провиденьем! Так я понимаю свой долг. И потому уважаю тех, кто помогает нести мне мой крест. Предпочитаю честных граждан, хотя бы природой не одаренных.
Жуковский . Ваше величество, он мне не раз говорил о вас с истинным воодушевлением. Он в вас видит наследника славы Петра, залог величия России.
Николай Павлович . Извини, не верю. Либо же ты услышал то, что хотел, но чего он отнюдь не думал. Но он заблуждается на мой счет. Я вовсе не только царский сын, волею Бога занявший трон. За мною опыт всех русских царей и не их одних: все цари – братья. За мною – двести лет династии. Когда я принимаю то или иное решение, перед глазами моими весь мир. И мне лишь смешно, когда кто-то уверен, что он лучше меня знает, что нужно России.
Жуковский (почти в отчаянье) . Ваше величество, неужто никак нельзя поправить?
Николай Павлович . Уж если я собственного сына, сына, частицу плоти своей, наследника русского престола, отправил сидеть на гауптвахте за то, что конь под ним засбоил… (Пауза.) Можешь сказать ему – я у себя никого не держу, но тогда… между нами все кончено. (Уходит.)
8
4 июля 1834 года.
В доме Оливье. Пушкин и Жуковский.
Пушкин . Скажешь ты мне, из чего ты бесишься? Что еще надобно от меня?
Жуковский (с укором смотрит на Пушкина) . Видно, ты так ничего и не понял. Невозможный, немыслимый человек.
Пушкин . Так написал я Бенкендорфу, написал!
Жуковский . Да уж видел. Граф показал мне твой перл.
Пушкин . Я написал все, что ты требовал.
Жуковский . Не лги! Из письма твоего ничего не ясно! Ты даже не сказал, хочешь ли остаться в службе. Этакий свинтус! Гордец, эгоист!
