Пушкин (кладет голову ему на грудь) . Отче, как быть?
Жуковский . Да что же делать? Поеду к государю, постараюсь объяснить…
Пушкин . Скучно. Как скучно… Так, что и слов нет.
Жуковский (гладит его голову) . Ну полно, полно… Сам ведь писал: служенье муз не терпит суеты. Меня не слушаешь – себя послушай.
Пушкин . Когда я писал… Я и забыл, когда… Пуста душа, отче. Софи Карамзина за границу едет и все слезы льет. А по мне, хоть в Тмутаракань да подале от вашего чухонского болота. Бог ты мой Бог, куда деваться?
Жуковский . Ребячество, Александр, ребячество. Стыдись. Ты уж отец семейства. Думай, как воспитать детей.
Вяземский . Уж в этом-то он не оплошает. Я забыл тебе рассказать, что не так давно было. Ворочаемся мы с женою домой. «А вас Пушкин дожидается». Прекрасно. Входим в комнаты. Теперь представь картину. Сидят они с Павлушей моим на полу и друг в друга плюются.
Пушкин . Прости, я точно виноват.
Вяземский . С тебя спрос невелик, но мальчику в тринадцать лет – это уж непростительно. В такие годы пора отвечать за поступки.
Пушкин хохочет.
Жуковский (разведя руками) . Вот и повеселел. Дитя.
Пушкин . Не сердись, Петр. Человек так устроен. Сколько его ни учи, он все верит в то, что ему по душе. Разумеется, всякое свинство естественно, да ведь есть же край…
Вяземский . Ты десять лет назад мне писал, что края нет. Нет, что ни говори, ты смолоду был умнее.
Пушкин . Что делать? От зрелости мы лишь робче, а робость уму не союзник – известно. Хоть уж ты меня не брани.
Вяземский . Ах, Саша, живем-то в век мирмидонов. Ну да не кисни – Жуковский выручит.
Жуковский . Только прошу тебя, о письме – ни слова.
Пушкин . Ни слова? (Оборачивается. От веселости – ни следа.) Нет, каждый будет знать. Каждый! (Убегает.)
3
26 мая 1834 года.
Кронштадт. На причале Пушкин и Софья Карамзина.
Пушкин . Я уж простился с вашей сестрой и кротким Мещерским. Еще лишь несколько минут, и нам также предстоит грустный обряд. Будьте ж веселы эти несколько минут.
Софья . Не требуйте от меня невозможного, Пушкин, или я опять разревусь.
Пушкин . Умоляю вас не делать этого, Софи, вы поставите меня в совершенно нелепое положение. Смотреть на слезы женщины и знать, что они назначены не тебе, – согласитесь, достаточно унизительно. Но добро бы они были о другом! Презрев оскорбленное самолюбие, я бы ринулся вас утешать! Так нет же! Вы слишком высоки, чтоб плакать о брошенном мужчине, вы можете рыдать лишь о покинутом отечестве. При виде столь возвышенных слез тянет не утирать их, но стать во фрунт.
Софья . Будет вам болтать. Я реву об маменьке и братьях.
Пушкин . Пусть так. Карамзины и есть Россия. Ваш батюшка открыл ее, почти как мореплаватель. Довольно, Софи, извольте успокоиться. Взгляните хотя бы на вашу сестру, – как она деятельна и весела.
Софья . Еще бы. Она едет побеждать Европу, а мне доверено нести ее шлейф. Своим одиночеством я должна оттенять семейное счастье.
Пушкин . На что вам муж? Он тяготил бы вас своим несовершенством.
Софья . Вы правы, все мужья на один лад. Взгляните хоть на себя, в каком вы виде. Где пуговка?
Пушкин . Кто ее знает. Должно быть, далеко. Если я обронил ее на пироскафе, то она уплывет с вами в Любек. Вместо меня.
Софья . Могли хоть сегодня принарядиться. Чей день рождения? Мой или ваш?
Пушкин . Бога ради, не вспоминайте о нем. Насилу отвертелся от того, чтобы праздновать. От сестры из Варшавы прибыл некий сын Магомета в полковничьем чине – он служит у Паскевича, малый добрый и обходительный. Отец надумал устроить обед.
Софья . Вот почему вы меня провожаете. Я было умилилась. Хитрец.
Пушкин . Что праздновать? Что тридцать пятый стукнул? Велика радость все видеть и понимать. Жизнь, кума, красна заблужденьями, а их-то почти не осталось.
Софья . Да вы с тридцати в старики записались, – стыд, Пушкин, стыд. Кого поэзия к небу возносит, а кого, видно, гнет к земле. Какой вы старик? Взгляните в зеркало.
Пушкин хочет возразить.
Молчите, слушать вас не хочу.
Пушкин . Молчу. Боле не произнесу ни слова. Я готов дать вам радость говорить о себе.
Софья . Об вас толковать – одно расстройство. К тому же вам полезней молчать. Не должно смертному искушать долготерпение всемогущих. (Небрежно.) Когда он от них во всем зависим.
Пушкин закусывает губу.
Лучше посплетничаем на прощанье. Что слышно про красивых Безобразовых?
Пушкин . Все то же, кума. Он послан на Кавказ, а она выкинула, да и собирается к брату.
Софья . Однако сколько уроков заключено в этой сказочке! Прежде всего, как я уж говорила, жениться глупо, муж теряет все. Вспомните Безобразова. Красив, весел, флигель-адъютант, любим обществом, дамами, все его ревнуют – к возлюбленным, к женам, – коли мне память не изменяет, и вы, мой друг, хмурились, когда он подходил к Натали. И вот он вступает в брак. Пышно, блестяще, государь – посаженый отец, государыня – посаженая мать, и что же?.. С первого ж дня нет Безобразова. Нет общего любимца, нет победителя. Есть жалкое существо, которое исступленно преследует бедную жену, есть предмет пересудов, есть герой вульгарной драмы.
Пушкин . Не мне бранить его, я сам ревнив. Кабы вы знали, что это за мука. Помнится, совсем еще юнцом на балу, влюбился в одну петую дуру, да еще с кривыми зубами, и тут же вызвал на дуэль собственного дядю за то, что он стал с ней танцевать.
Софья (смеясь) . Нет, вы Безобразову не судья.
Пушкин . Тем паче, мое положение было много легче. Дядю вызвать еще можно, а посаженого отца…
Софья . Прикусите язык. Вы невозможны.
Пушкин . Согласен. На этой фразе так же легко поскользнуться, как на паркете в Аничковом. Каков же второй урок, преподанный Безобразовым? Первый я, надеюсь, усвоил.
Софья . Пошло быть влюбленным без взаимности в собственную жену.
Пушкин . Согласен с вами. Это, в самом деле, – пошло. Впрочем, есть и третий урок. Жениться на дурнушках. Не льстит тщеславию, да спать спокойно.
Софья . Вы нынче не в духе, Пушкин.
Пушкин . Прощайте, пора идти. Я б вам писал, да теперь боюсь. Все новости не вам первой достанутся. Этого требует безопасность державы.
